Пряди о Боре Законнике
Шрифт:
Охотники недовольно лущили свои носы.
— Судя по всему, космачи тут проходили дня три назад, — важно сказал Эрик из «ростка» Тростинок.
Рядом стояла его сестра — Вики. Именно этих двух гибберлингов я видел спорящими в Великом Холле.
Они снова бросили уничижающий взгляд на Стояну, и та понимающе замолчала. Более она ничего не говорила и в их дела не встревала.
Мне это всё сразу же не понравилось, но, как говорится, в чужом огороде… В общем. Мы с друидкой стали держаться чуть в стороне всей честной компании гибберлингов. Они тут главные,
— Эх, — вдруг сказал кто-то за моей спиной, — вернуться бы до праздника.
— Н-н-не… н-н-не успели выйти, а-а-а… а ты уже д-д-домой запросился, — сердито фыркнул Торн. — Углеед!
Гибберлинг, которого назвали этим прозвищем, насупился, будто ребёнок. Углеедами тут называли тех лентяев, которые предпочитали всему прочему сидение в хижинах у огня.
— Эрик, н-н-ну что там? — прохрипел Торн.
— Они пошли дальше на восток, к Чёрному лесу, — всё так же важно отвечал охотник, при этом кинув косой взгляд на «выскочку» друидку.
Потом скользнул по мне и надменно вздёрнул подбородок.
— Уже давно надо показать, что на этом острове мы хозяева! — презрительным тоном заявил один из молодых гибберлингов.
Это был Гарр, самый младший из семьи Белолобых. Всегда какой-то взбудораженный, он всю дорогу дорывался почти ко всем своим соплеменникам.
— И не только на этом! — продолжал он, явно разгоряченный собственной значимостью. — И на остальных тоже. А то…
— Т-т-тихо! — сердито бросил умудренный Торн. Он при этом отчего-то поглядел на меня. — Т-т-тебя забыли спросить, кто тут хозяин. Разошёлся зд-д-ды… здесь…
Гар замолчал, ища взглядом поддержки у своих братьев.
Торн, этот глупый, по его мнению «старик», безусловно, многое повидал на своем веку, но при этом растерял как храбрость, так и боевой задор. Ему вы сидеть в Великом Холле, да пить брагу, а не шастать по острову.
— Эрик, в-в-веди… в-в-веди дальше, — приказал последний, при этом ворча что-то себе под нос.
Наш отряд двинулся вверх по склону, там — через туманную лощину, и вскоре мы вышли к лесной кромке.
Черный лес. Никогда бы не подумал, что лес действительно может иметь такой цвет. Я был склонен полагать, что это некое поэтическое преувеличение, ведь гибберлинги тем и славились. Их витиеватые выражения, которыми они награждали всё и вся, даже вошли в поговорку меж жителей Сарнаута: «У гибберлинга и корова — зубр благородный». (Хотя, я слышал и другой вариант: «Назвал собаку волком у порога».)
Но тут — другое дело. Чёрная земля с чёрной завянувшей травой… чёрные лужи… чёрные стволы деревьев и чёрные голые ветки на них… Одним словом — чёрный лес.
И ещё туман. Бесплотный, белый… Наверное, ещё и он придавал мрачности этому месту.
Гибберлинги меж собой и до этого переговаривались не часто, а сейчас и вовсе голоса смолкли.
Первыми по-прежнему шли Тростинки. Они подали знак всем остановиться, а сами ушли куда-то вперёд.
Я присел на поваленное дерево. Взгляд коснулся Стояны. В памяти тут же возникли вчерашние события.
Друидка
На её лице чётко прослеживались те чувства, которые заполонили сознание Стояны. Здесь был и девичий стыд, и тут же — презрение о том, что могут о ней подумать… и ещё скрываемое удовольствие… и страх… страх от того, что она сделала нечто греховное… А ещё — смущение. Ведь до того момента она никогда в жизни не испытывала ничего подобного… Всё вышло спонтанно. Поддалась чувствам, желанию.
Вся эта смесь, будто кипящая в котле вода, бурлила в сознании друидки. Она никак не могла определиться, что ей теперь делать. Потому сегодня Стояна и сторонилась меня.
Я тоже немного растерялся. Особых чувств к этой девчушки у меня не было… А говорить себе, типа, что на безрыбье и рак — рыба, было бы… не честно (даже подло) и по отношению к Стояне, да и вообще…
В общем, произошло то, что произошло. Пожалуй, разумным будет просто отдаться «течению»… или, как бы сказали гибберлинги — велению судьбы. Как нить заплетётся, так тому и быть.
Наш маленький привал окончился. Тростинки вернулись и сообщили, что космачи свернули на север.
— Они сейчас находятся на опушке, — говорил Эрик. — Около двадцати голов.
Торн тут же разделил отряд на две части.
— О-о-о… обойдём их с-с-с… флангов, — сказал он. — А-а-ата… а-атакуем по м-м-моей к-к-команде. Одновременно. Ясно?
— К чему такие военные сложности? — фыркнул Гарр. — Это же не отряд имперских…
Торн резко развернулся на месте и быстро приблизился к гибберлингу. Тот испугано замолчал.
— Вот из-за таких… таких… на Паучьем…
Торн даже заикаться перестал. Гарр опустил голову, а братья тут же встали подле, словно заступаясь.
— Живо… ра-а-асходимся!
Мне выпало идти вместе с Белолобыми. На удивление Гарр до самой опушки не проронил больше ни слова. На «слабо» он больше никого не подбивал.
Безусловно, одним из самых неприемлемых, но чисто для меня, недостатков у гибберлингов (благо оных было не так уж и много) являлось их своенравие. Уж если кто-то из них что-то задумал, то поступал по-своему и никак иначе… Нет, гибберлинги не страдали отсутствием благоразумия, просто вот эта их национальная черта — чрезмерная храбрость, доводящая порой до ослепления, да в купе с некоторой долей бравады — это всё порой приводило больше к проблемам, чем к их разрешению.
Далеко ходить не надо. Вот возьмём гибберлингское понятие воина, ратника… Во-первых, это беспримерный герой, храбрец, не слишком ценящий свою жизнь.
Мне кое-кто из бывалых солдат, кому приходилось бок-о-бок воевать с гибберлингами и на Святой Земле, и на прочих аллодах, не раз указывали на то, что эти, хоть и не большие ростом существа, готовы идти в атаку, не взирая ни на численное превосходство, ни на прочие аспекты. Это, конечно, большое преимущество, но отсутствие дисциплины могло в разы всё это уменьшить… умалить… И это — во-вторых.