Прямое попадание
Шрифт:
Башенин этому не удивился: Василий Майборода мог отмочить и не такое. Но его почему-то обрадовало и даже не в меру развеселило, что и Василий Майборода оказался в числе заочно облюбованных девчатами летчиков, и, словно это перевесило чашу весов, он вдруг снова сжал собеседнице руку выше локтя и быстро проговорил, уже не боясь показаться чересчур откровенным:
— Честно, Зин, так эта Настя с метеостанции мне сразу понравилась. Тут и говорить нечего. Прямое попадание — и все тут, — и он для выразительности постучал кулаком по груди. — Только вот характер, кажется… Ну да бог с ним, с характером. Так интересуется, говоришь? Ждет, говоришь? Не ошибаешься?
— Ждет, товарищ лейтенант.
— Ну раз ждет, пусть встречает.
— Так и передать?
— Передавай, —
Однако когда в полку уже официально было объявлено об этом завтрашнем перебазировании и предстоящая встреча в Стрижах как бы обрела более конкретные черты, стала совсем близкой и реальной, он снова вернулся к прежним беспокойным мыслям, почему все-таки Настя за эти дни так круто переменилась к нему, что именно заставило ее перемениться? Он, конечно, допускал, что тогда, в Стрижах, мог произвести на Настю известное впечатление, мог ей понравиться, и даже здорово: он знал, что он не урод, знал, что девчата на аэродромах заглядывались в их полку не на одного только Кривощекова. Настя могла в конце концов и влюбиться в него: а почему бы и нет, черт возьми? Словом, в том, что он мог Настю заинтересовать, пробудить в ней известные чувства, он ничего невероятного не видел, считал это в порядке вещей. Его волновало другое: почему все-таки Настя не подождала его прилета, хотя и знала, что их полк прилетает к ним завтра? Зачем ей надо было спешить сообщать ему о своих вдруг пробившихся наружу чувствах буквально накануне его прилета, по существу за несколько часов, да еще не зная, как он к этому отнесется? Не лучше ли было бы подождать, пока бы он ни прилетел туда сам? Ведь это было бы куда проще, спокойнее, а главное — надежнее, тогда не было бы этой неизвестности и порождаемых этой неизвестностью сомнений и волнений. Правда, Настя так поступила не одна, так поступили и се подруги. Но у подруг зато не было и неприятных встреч со своими избранниками, не было обидных слов, а у нее с ним все это было, а раз было, то и не могло не оставить в душе известный осадок. Он ведь прекрасно знал, что тогда, в Стрижах, Настя осталась далеко не в восторге от его любезностей, наверняка посчитала себя обиженной, если не оскорбленной. Да и он ушел тогда из землянки далеко не в радужном настроении, едва сдерживая себя от возмущения. А такое забывается далеко не сразу и не всегда. Так в чем же все-таки тогда дело, что же все-таки случилось в Стрижах с этой Настей, что она, девушка, несомненно, — как он успел убедиться за те несколько минут, что пробыл на метеостанции, — сдержанная, деликатная, с чувством собственного достоинства, смогла поступиться этим достоинством и в открытую проявить интерес к своему обидчику?
Но чем больше он думал об этом, тем больше запутывался, и в конце концов на все махнул рукой, здраво рассудив: завтрашняя встреча в Стрижах все выяснит сама. Тогда уж лучше думать об этом, чем забивать голову вопросами, на которые не находишь ответа, думать о встрече приятнее. И он стал думать о встрече.
VIII
Началось это в Стрижах, пожалуй, с шутки. Во всяком случае, серьезно об этом никто из девчат не думал.
Узнав, что к ним на аэродром наконец-то прилетает боевой полк и что в этом полку есть немало молодых симпатичных летчиков, кто-то из них, скорее всего Вероника, пошутил, что теперь не худо, дескать, будет этих летчиков прибрать к своим рукам. Шутка имела успех: девчата развеселились, а затем, дав волю воображению, начали гадать, составлять планы и прогнозы, словом, дурачиться, упражняться в остроумии. И тоже все это в шутку, забавляясь и от души хохоча, когда кто-нибудь из них придумывал что-то сверхоригинальное. В шутку начали они затем и интересоваться у девчат с того аэродрома, а на кого, мол, из этих летчиков можно рассчитывать, кто из них наиболее подходящий, чтобы познакомиться, а может, и сойтись поближе. Там, конечно, не стали делать из этого секрета, информацию дали
Вот так все это и началось. Ну, а потом уже само пошло-поехало, и дело в конце концов приняло такой оборот, что, когда подошло время полку прилетать сюда на аэродром, кое-кто из этих девчат уже готов был затрубить отбой. Да было поздно. Настя в это дело впуталась случайно, по недоразумению.
Однажды девчата ее спросили:
— Слушай, Настя, а ты разве не собираешься облюбовать в этом полку какого-нибудь подходящего летчика и припудрить ему мозги? Мы например, себе уже облюбовали. А ты чего теряешься? Скромничаешь? Или боишься, мама заругает?
Настя, действительно, особого рвения в этих дурачествах девчат не проявляла, только слушала, сидя на койке у себя в дальнем углу землянки, да от души похохатывала, с удовольствием наблюдая, как ее подруги что ни вечер разыгрывали тут из себя светских львиц, особенно эта Вероника. Но не успела Настя что-либо тогда ответить, как кто-то произнес, опередив ее:
— А зачем Насте кого-то облюбовывать, когда она уже облюбовала. Дружок-приятель в этом полку у нее уже есть. И как раз то, что надо.
— Кто такой?
— Как кто? Лейтенант Башенин, конечно. Помните, он у нас еще на вынужденную садился, высокий такой, со шрамом на виске…
— А-а, Башенин? Как же, знаем, мужчина, действительно, видный. Только у Насти с ним ничего не получится: между ними кошка пробежала, мы видели.
Это произнесла Вероника.
Настя вспыхнула, потом вдруг выпалила:
— Захочу, так и получится. Только стоит захотеть. — И добавила уже остыв: — Только мне не очень хочется, — и, словно ей от этого стало очень весело, звонко рассмеялась.
— Нет, все-таки? — продолжала наседать на нее та, что завела этот разговор первой, — это была Раечка Воронкова. — Неужели ты, Настя, и в самом деле не можешь подобрать в этом полку никого, кто бы мог тебе понравиться? Ну хотя бы чуточку, самую малость? Там же много молодых летчиков. Вот, смотри, — и Раечка, загибая на руке пальцы, начала с воодушевлением перечислять: — Лейтенант Майборода, Константин Козлов, старший лейтенант Кривощеков, Курганский… Ну неужели тебе ни один, ну прямо-таки ни один из них не нравится? Даже Козлов? Даже Козлова ты не выбрала бы? Козлов ведь из героев герой. А Кривощеков? Старшего лейтенанта Кривощекова?
Настя знала, что если Раечка к чему прицепится, то не отстанет, и, чтобы поскорее удовлетворить ее любопытство, ответила не то в шутку, не то всерьез — понять было трудно, потому что глаза у нее все еще смеялись, а голос был серьезным и напряженным:
— Ну, если бы мне и в самом деле потребовалось кого-то выбирать, то я, Раечка, выбрала бы и не Козлова, и не Кривощекова, и не Майбороду с Курганским, хотя и не сомневаюсь, что люди они хорошие, — я выбрала бы, Раечка, все-таки лейтенанта Башенина, — и, вскинув на ошеломленную Раечку торжествующий взгляд, опять расхохоталась звонким смехом.
Однако на другой день она пожалела о своей откровенности.
Утром, когда Настя вернулась с метеостанции, где она снимала показания приборов, то застала девчат в необычном волнении, хотя, когда уходила, в землянке ничего особенного не происходило. Сейчас же девчата были возбуждены, что-то горячо доказывали друг другу, а может, и спорили, Настя не разобрала. Только шутливо продекламировала на свой лад известные некрасовские строки громким голосом, чтобы их перекричать, — у Насти с утра было отличное настроение:
— Знать, клад нашли подруженьки… И делят меж собой…
Потом уже своим обычным голосом, без поэтических интонаций, спросила:
— О чем все-таки спор, девочки?
И девочки охотно ей рассказали, перебивая друг друга, и Настя наконец поняла из их сбивчивого рассказа, что вчерашний выбор в отношении летчиков с того аэродрома оказался на редкость удачным: каждая из девушек понравилась именно тому летчику, которому и хотела понравиться.
— Ну прямо как в сказке, — подчеркнула Раечка Воронкова. Раечка была возбуждена тут, пожалуй, больше всех, и говорила Раечка тоже больше всех. Она же и сообщила далее Насте с таким видом, словно собиралась обрадовать ее сверх всякой меры: