Прямой эфир
Шрифт:
— Как ему удавалось так долго скрывать от прессы свою связь с другой женщиной? — удивляется известная журналистка, примелькавшаяся на одном из развлекательных каналов. — Обычно, подобное мгновенно становится достоянием общественности.
— Игорь был аккуратен, — Лиза довольно быстро берет себя в руки, и теперь смотрит прямо на меня — в камеру, с нескрываемым укором, который обдает холодом, заставляя липкие капли проступать на позвоночнике.
— А вы не заподозрили неладное? — теперь очередь Филиппа включаться в допрос. Он забирает микрофон у гостьи, и, оставив его на стойке,
— Напротив, — прочищает горло, блеснув глазами в сторону моей матери, которая со скучающим видом рассматривает собравшихся, — он стал внимательней… А если и переживал о чем-то, то всегда списывал это на проблемы в работе.
Не хочу, чтобы вы считали меня безнадежным. Если я и способен на предательство, то осознание собственной подлости вовсе не дремлет во мне… Оно пожирает, заставляя корчиться мою душу от невыносимых мук, и чем больше нежности и любви я читаю в глазах супруги, тем больше ненависти испытываю к самому себе. В конечном итоге это меня уничтожит.
— Чего ты так поздно? — включая прикроватную лампу, Лиза морщится от света и прикрывает глаза ладонью. Щурясь, отыскивает мою фигуру в полумраке спальни, и, взбив подушку, подкладывает ее под спину, натягивая одеяло до подбородка.
Я знаю, она недовольна. Я пьян и от меня наверняка разит женскими духами… Даже двадцать минут горячего душа в гостиничном номере, где я оставил Яну на смятых простынях, не помогли мне избавиться от аромата ее парфюма.
Стягиваю пиджак, бросая его стул, и встав спиной к супруге, неспешно расстегиваю пуговицы на груди. Чувствую себя последним мерзавцем, оскверняющим эту комнату своим присутствием.
— Ты опять пил, Игорь? — наверняка хмурит брови или закатывает газа к потолку. — Третий раз этот месяц.
— Знаю, — выдаю устало, ощущая себя еще хуже, оттого, что в очередной раз собираюсь солгать. — Проблемы на работе.
— Эй, — слышу, ее шаги, и застываю, когда теплые ладошки касаются моего оголенного торса. Обнимает, даже не подозревая, что еще пару часов назад точно так же меня касалась другая. — Это не повод напиваться. Мы ведь договорились.
Я помню. Помню, как еле дошел до кровати, рухнув прямо в брюках на чистую постель в ту ночь, когда впервые забрал Яну из бара и отвез на свою квартиру в центре. Терзал своими губами жгучую брюнетку, а после опустошил не одну бутылку коньяка, стремясь выжечь вкус ее губ со своего рта. Впервые предстал перед женой в невменяемом состоянии, а наутро, выслушав длинную лекцию о пагубном воздействии алкоголя на печень, как мне казалось, твердо решил больше никогда не прикладываться к стакану.
— Это в последний раз, — шепчу глухо, и, обернувшись, целую жену в висок, запуская руку в ее распущенные волосы. Они пахнут яблоком и корицей. — Ложись. Приму душ и приду к тебе.
Не знаю, сколько я стою под обжигающими струями, как часто проворачиваю краник, сменяя горячую воду на ледяные капли, заставляющие каждый мускул моего тела напрячься, но когда сил стоять в душевой кабинке больше не остается, Лиза уже
Не знаю, что ей снится, но в эту минуту она выглядит иначе. Возможно, все дело в чувстве вины, в выпитом алкоголе и жутком недосыпе, в совокупности заставляющих мой разум бредить, но она похожа на ангела. В этой белой сорочке с тонкой кружевной полоской по краю лифа, с этими волосами, рассыпанными по подушке, с ресницами, отбрасывающими тени на нежную, бархатистую кожу щек…
Сажусь с ней рядом, не в состоянии отвести взгляда, и невесомо касаюсь скулы, одергивая руку, едва на ее лбу пролегает складка. Хмурится, но уже через секунду ее дыхание вновь становится размеренным…
Не припомню, чтобы когда-то так детально изучал ее профиль. А эту родинку на мочке правого уха и вовсе не замечал. Не интересовался ее детством, не заглядывал в книги, которые она так часто читает, забравшись с ногами в кресло, не просил показать детских фотографий… По сути, я не дал ей шанса. Брал, принимая как должное ее заботу и любовь, и верил, что подарков, ответной нежности и десятка выходных, проведенных с ней вместе, будет вполне достаточно. Использовал, а теперь и вовсе добил. В благодарность, пустился вовсе тяжкие с той, с кем когда-то связывал свои мечты о совместной жизни, о доме, о детях…
— Ты чего? — хриплым ото сна голосом, заставляет меня вздрогнуть, и сама при этом выглядя растерянной. Наверное, по меньшей мере странно, просыпаться среди ночи от пристального взгляда подвыпившего мужа.
— Спи, — опускаю руку, так и не решившись коснуться ее еще раз, и обхожу кровать, беззвучно опускаясь рядом. Сегодня я вряд ли засну…
***
— Ты меня пугаешь, — доставая свой фотоальбом с верхней полки шкафа, Лиза посмеивается над моим желанием прогулять работу. — Возможно, эти снимки будут стоить тебе состояния. Сорвется какой-нибудь важный клиент, пока ты тут отсиживаешься…
— И плевать. Моя бабушка завещала мне свою коллекцию картин. Их всегда можно продать, некоторые из них стоят целое состояние, — отмахиваюсь, делая глоток чая, и предусмотрительно отключаю мобильный.
Цепляюсь взглядом за дерево, листва на котором до сих пор сохраняет зеленую окраску, и вновь погружаюсь в свои мысли, пока супруга суетится над тарелкой с печеньем — что-то высыпает из шелестящих пакетов, что-то забраковывает, пряча в шкаф.
Синяя кухня… Никогда не думал, что полюблю эти пестрые шкафы, нелепые статуэтки, расставленные Лизой на полках, и вазы с ромашками, не стоящие разве что на столе в моем кабинете.
— Готов? — улыбается, устраиваясь рядом, но едва я касаюсь обложки, накрывает мою руку своей. — Я была угловатой. И немного прыщавой.
Звучит пугающе, но отступать я не намерен. Листаю, с интересом разглядывая девчонку в хлопковом клетчатом платье, с трудом узнавая в мужчине, держащем ее на руках, своего тестя. Раньше он был стройнее.
— О! — жена вскрикивает, тыча указательным пальцем в пожилую пару, позирующую на скамейке перед зеленым деревянным домом. — Мой дед — самогонщик. Илья Кузьмич.