Прямой наводкой по ангелу
Шрифт:
— Надо его вывезти, насильно, — словно в прозрении оживилась Роза.
— Давно пора. Да сам не поедет… Боюсь, нанесем еще большую травму, — Анастасия Тихоновна тяжело опустилась на диван.
— Поверь моему опыту: этот ребенок — как национальное достояние; таких раз в сто лет Бог народу посылает.
— Дэла! — взмолилась Роза, на родном попросила для Мальчика долгих, счастливых лет жизни, и перейдя на русский:
— Как быстро он освоил скрипку?! Просто чудеса!
— В том-то и дело: уникальный
— Правда, и вы с ним немало возитесь. Можно сказать, круглые сутки.
— Да, других соблазнов у нас нет; скрипка — единственная радость, а у него божественный музыкальный дар… Вот теперь телевизор будет его отвлекать.
— Может, проверим телевизор, включим? — предложила Роза.
— Мальчика разбудим. Да и устала я, день суматошный был.
— Здесь все дни суматошные, — Роза осторожно закрывала балкон — и мне завтра на работу. Давайте спать.
Задули керосинку, легли. Над городом странная, давящая тишина. Лунный свет заглянул в окно, пополз по полу прямо к кроватке Мальчика, осветил его лицо. Он сквозь сон стал что-то оживленно бормотать, задергался, и вдруг залился искрящимся, чистым счастливым смехом, да таким, что бабушка и Роза никогда такого от него не слышали. А Мальчик, все смеясь, неожиданно встал, и ничего не задевая, прямо по лунному свету пошел к балкону, у самой двери остановился, хотел было развернуться, и тут женщины четко услышали:
— Скрипку не брать? Там все есть?…Лечу! — и он ухватился за ручку балкона, дернул… Первой подоспела Роза, они уложили его на большую кровать, меж собой, держа за обе руки. А он сквозь сон все рвался куда-то, просил отпустить, пока жалобно не застонал, стал плакать, сопеть. Женщины пытались сонного Мальчика успокоить, сами в растерянности плакали, пока он окончательно не затих.
А лунный свет тем временем заполз и на эту кровать, и вновь к лицу Мальчика, и вновь он улыбнулся, стал что-то невнятно бормотать.
— Роза, завесь одеялом окно, — мистически прошептала бабушка.
В комнате воцарился мрак, гробовая тишина, а потом — шорох, страшные шаги в подъезде, во входную металлическую дверь тихо постучали. Они вздрогнули, сильнее обняли Мальчика. Стук повторился. Роза осторожно встала, стала шарить у печи, выискивая топор.
— Роза, это я, Бага, — наконец заговорили за дверью.
— Открой, я ранен… Помоги.
Вскоре, при свете керосинки, в соседней комнате Роза обрабатывала окровавленное плечо.
— Ой-ой! Больно, — сетовал раненый.
— А откуда ты узнал о «зачистке»? — по ходу выуживала медсестра.
— Мир не без добрых людей, — пытался бравировать Бага.
— Это на блок-посту?
— Хе, на блок-посту одни пешки, менты. А у нас…э-э, как это в мире называется? О, да, глобализация! — он здоровой рукой постучал по нагрудному карману, откуда
— И у нас глобальная связь, даже с Москвой.
— Вот и позвони в Москву, чтоб нас не бомбили.
— Ну, я-то звонить не могу, но иногда получается подслушать.
— И что они говорят?
— Худо дело, война им, видно, нужна, ой-ой! — он дернулся.
— Так всюду твердят, что войне конец и Грозный восстанавливать будут.
— Брехня! Вам бы отсюда уйти пора. Да знаю, Мальчик не уйдет, — он тяжело вздохнул.
— Как играть научился, особенно лезгинку, — не удержишься.
— А что ж ты даже раненый гарцуешь?
— На зло!
— Дурак ты, Бага, — с сожалением вздохнула Роза.
— Жить-то надо не «на зло», а в добро.
— Ой-ой, наслушалась старушечьих, христианских сказок. А Мальчика совсем испортили, — зная, что находящаяся в соседней комнате бабушка по-чеченски не понимает, говорил он.
— Чем же мы его испортили? — рассердилась Роза, ткнула чуть сильнее тампоном.
— А-а! — застонал Бага.
— Да я пошутил. Вижу, как возитесь с ним… А бабка упертая — быстро научила его играть, — тут он отчего-то кашлянул, и уже иным, с нотками враждебности, тоном:
— А вот с Ноем она, конечно, перегнула. Ведь наши ученые доказали, что от пророка Ноха произошли мы, нохчи [10] , и … — Какие «ученые»? — перебила его Роза и как залилась смехом!
— Ха-ха-ха, ну ты, Бага, точно дурень!
— Роза! — в темном дверном проеме появилась Анастасия Тихоновна.
— На всю округу слышно! Да и Мальчик спит.
Быстро закончив перевязку, выпроваживая Багу, уже в подъезде, Роза говорила:
10
Нохчи (чеченск.) — самоназвание чеченцев.
— Завтра к обеду вернусь из больницы с медикаментами, надо как следует обработать рану при свете дня. Только как тебя позвать?
— Пусть Мальчик сыграет наш гимн! — хорохористым голосом.
— Ваш гимн, как и ваши ученые, — чуть не прыснула смехом она, и в догонку:
— Мальчик сыграет лезгинку.
С зарею Роза ходила несколько раз на Сунжу за водой, потом мыла подъезд от следов крови. Как и договаривались, в тот день и на следующий она обрабатывала Баге рану. А еще через сутки, до зари, в их квартиру грубо постучались, требовали открыть по-русски. Дабы дверь не взломали, Анастасия Тихоновна открыла: военные в черных масках ворвались, ни слова не проронив, грубо схватили Розу и под истерический вой Мальчика и вопрошание бабушки потащили в подъезд, и уже на улице один, сжалившись над старушкой, бросил: