Прямой наводкой по ангелу
Шрифт:
— Подсобите, Илья Аркадьевич, по старой дружбе подсобите, а я в долгу не останусь.
— А тут долгов быть не может — деньги, как говорится, вперед: пятерочка — депутат, червончик — мэр, иль даже губернатор; все зависит от региона.
— Червончик? Это чего?
— Ну, конечно же, миллионов.
— Да вы что?
— А что? Ну и скупердяй! Ты не хочешь десятую долю выложить, чтоб заиметь иммунитет, почет и власть?
— Хочу!… Только у меня еще один, последний вопрос. Вы ведь, Илья Аркадьевич, в Грозном родились, здесь выросли
— Ну, и что? — перебил его Столетов.
— Не жалко?
— Кого? Чего? Моего отца, отвоевавшего всю войну, которого от всего разжаловали и отослали сюда в ссылку, к дикарям.
— Какая ж это ссылка? Грозный — божья благодать, посмотрите в окно, все цветет и пахнет.
— Вот и оставайтесь в этой благодати. Только не забудьте оговоренный приказ отдать.
— Знаете что, уважаемый Илья Аркадьевич, сдается мне, что вы Грозному за что-то просто мстите.
— Да плевать я хотел на этот Грозный.
— Значит, и на Россию вы будете плевать, если уже не плюете.
— О-о-о! Какой пафос! Опять патриоты и лжепатриоты, — слышит Роза, как вдруг что-то на столе упало.
— Хватит трепаться, вы сами только что все и вся предали и продали.
— А вы, господин Столетов, отчаянный человек, — тембр силовика стал угрожающим.
— Не боитесь. Как-никак Грозный, война, и кругом мой спецназ.
— Хе, не боюсь, дорогой, — перешел Столетов на «ты».
— Командир, как ты выразился, твоего спецназа, полковник — наш человек… Кстати, не забудь сегодня же подать на него рапорт президенту — заслужил он генерала, твое место через неделю займет.
— А-а, — сорвался грубый тембр.
— А если я не дам приказ?
— Ну, что ж… Вы сами только что сказали: «Грозный, война». Так что вспомните судьбу генерала Лобанова.
Чьи-то шаги твердо тронулись к выходу.
— Постойте, постойте, пожалуйста, Илья Аркадьевич… Я солдат и готов исполнить любой приказ без излишних вопросов.
— Вот и славно, совсем иное дело, — вновь красив и деликатен баритон Столетова.
— А то столько болтали, и остались бы вы без шиша из-за какого-то Грозного, судьба которого уже без нас предрешена. Все мы солдаты!
— Илья Аркадьевич, давайте выпьем за нас, за солдат России, за нашу дружбу и верность.
— Вот это дело. А Грозный от нас никуда не денется. Так сказать — родина, и в паспорте это записано, я порой горжусь… Будем сюда идиотов ссылать.
Слышит Роза, как наливают, и не раз. И вдруг вопрос:
— Так ваш папаша тоже идиотом был?
— Гм. Напился, гад! — это Столетов тронулся к выходу.
— В полночь отдашь приказ, не то… Эй, и как с ними служить, сами дадим.
— Простите, — и вправду тембр превратился в сплошное мычание.
— Отдам, все отдам! Пусть забирают все, как прикажете. И Грозный, хоть все Россию, а я богач, — здесь шум, что-то ударилось о пол, разбилось.
— Тьфу! Плевать на всех. Тьфу, и на тебя, Столетов! Мразь! А я Россию не продал! … Сровняю твой Грозный.
В это же время над собой Роза услышала множество шагов, началась какая-то возня, вроде потасовки.
— Отставить, отставить, полковник, — заплетающийся, пыхтящий окрик силовика.
— Не полковник, а как и вы, уже генерал. О вас забочусь… Взяли! Понесли.
После этого — кажущаяся тишина, которую нарушил нарастающий гул: взлетел один вертолет, чуть погодя второй; следом зарычала бронетехника, и тогда в подвале стало совсем тихо, даже страшно. Но это длилось совсем недолго; вновь в столовой шаги, да не прежние, — слух у Розы в силу обстоятельств уже обострился, ощущает она над собой не силу и важность, а робость и страх.
— Я здесь не останусь, — еле протестный лепет Тугана.
— Забери меня с собой, у меня семья, дети.
— Да что ты заныл, что с тобой? — и голос Гуты не узнать, где прежняя резвость?
— Город сдают, здесь бойня будет.
— Все-таки подслушал, негодяй.
— Ничего не подслушал, об этом все спецназовцы говорили, а бабки с базара и за месяц знают.
— Да что ты болтаешь, Туган? Я сам об этом только услышал, ошарашен.
— Врешь! Операция давно готова, город наводнен боевиками. А вы сейчас делили награбленное, и тебя обложили данью, вот ты и ошарашен.
— Хм, ты смотри как развязался твой язык.
— Война не только язык, но и пупок развяжет. Без меня ты никуда не уедешь. И сперва рассчитайся и со мной.
— Ах, вот в чем дело, еще один «грабитель».
— Я не грабитель, заработал.
— Не спорю, в этом ты прав, — весьма деликатен голос Гуты.
— Сейчас получишь свое, — он уходит.
Роза уже давно знает Гуту, и, невольно подслушивая сейчас, по этому вежливому тону подумывает, что бывший муж замыслил что-то неладное в отношении Тугана, может, даже вернется с оружием. Шаги вернулись, Роза напряглась, но ничего:
— На, возьми, — что-то увесистое бросилось на стол.
— Это оклад и столько же премиальных, и еще столько же как любимому брату.
— Вот это да! Спасибо, Гута, спасибо, — едва прорезавшийся было голос Тугана вновь стал лебезящее услужливым.
— Гута, Дэла реза хуьлда хуна [24] , Дэла беркат дойла буха дисанчах [25] ! — и чуть погодя умоляюще-просяще.
— Только ты меня здесь не оставляй. Я так боюсь бомбежки.
24
Дэла реза хуьлда хуна рц дала — (чеченск.) —.Благослови тебя Бог.
25
Дэла беркат дойла буха дисанчах — (чеченск.) — Благослови Бог и твои доходы.