Пряничные туфельки
Шрифт:
Она отстранилась и сказала громко:
– Отдыхайте, леди Ринна. И молитесь.
– Спасибо, сестра Рута, – едва успела сказать Ринна, потому что монахиня почти сбежала из кельи.
Ясно – она опасалась долго разговаривать, ей не велели. Этим займётся сестра помощница.
Рик был здесь. Требовал деньги? Вернётся за деньгами?..
Он требовал встречи с ней, вот что важно. Разводное письмо за двести серебряных?..
Ринна без сил рухнула на жесткую монастырскую кровать. Так хотелось что-то вспомнить, решить, понять… Понять очень надо! Но глаза закрывались, и держать
Матушка помощница пришла на следующий день, её сопровождали три монахини, и с ними сестра Рута – позади всех. Для матушки внесли стул с высокой спинкой, монахини стали на ней в ряд. Ринна тоже осталась стоять.
– Хорошо ли вы себя чувствуете, дитя моё? – матушка была такой ласковой.
– Вполне, благодарю. Скоро ли я увижу тётю? Матушку настоятельницу, я хотела сказать.
– Всему свой срок. Как вы продвинулись в изучении отобранных для вас трактатов?
– Боюсь, я не преуспела, – не стала юлить Ринна. – Была уверена, что скоро покину это благословенное место.
– Защищать близких – долг каждого, – сказала помощница тем же ласковым голосом, – даже защищать от них самих. Вразумлять, указывать на ошибки и направлять, особенно если неразумные упорствуют. Вразумлять не только на словах – это необходимо для самых заблудших.
– И тётя… то есть матушка настоятельница уполномочила вас вразумлять меня всеми доступными способами? – уточнила Ринна даже с некоторым любопытством.
– Именно. Увы, она осознает, что по отношению к вам может быть слишком мягкосердечной. Леди Ринна, подумайте о том, что потворствовать вашим порывам, желанию уйти неизвестно куда и, возможно, оказаться во власти пороков и болезней, стать жертвой искушений и кто знает, чего ещё – огромная жестокость по отношению к вам. Эти стены могут стать для вас лучшим домом, любому разумному человеку это понятно, – помощница умела говорить речи, она как будто чеканила слова, словно вбивая их в разум Ринны.
– Я поняла, матушка, – сказала та кротко, и это было для неё не так-то просто.
«Я сбегу при первом же удобном случае», – вот что это означало.
– Нам бы хотелось, чтобы ваш постриг состоялся через четырнадцать дней, – помощница опять заговорила ласково.
– Так быстро? Но разве это возможно? Я не была послушницей.
– Это возможно, – заверила помощница.
– Я знаю, что скоро сюда приедет королева. Мне бы хотелось сначала побеседовать с ней, матушка…
– Не думаю, дитя мое. Её величеству ни к чему ненужные встречи. И я обычно отличаю истинное смирение от притворного, так что вы меня не обманули. Я бы тоже отложила ваш постриг, к чему спешить? – она вздохнула. – Но вы в опасности. А пока изучайте трактаты и готовьтесь изложить их назначенной сестре. Это время вы проведёте на хлебе и воде, не покидая келью. Вам понятно?
– О да, – Ринна усмехнулась.
– И вам лучше оставить свою дерзость, – монахиня мимолетно нахмурилась. – Мы тут предпочитаем увещевать, но вы понимаете, что розги пару раз в неделю могут убедить вообще кого угодно? – она улыбнулась, словно вспоминая что-то хорошее, и встала. – Леди? Отвечайте.
–
Они ушли, прихватив с собой стул. Сестра Рута замешкалась, чтобы сказать:
– Будьте послушны, смирите нрав, умоляю. Эта келья – благо. Есть кельи для раздумий, там нет окон и так тесно, что нельзя лечь на пол в полный рост.
– О да. Я поняла, – кивнула Ринна.
Странно, что хотелось рассмеяться в столь невесёлых обстоятельствах. Что её здесь могут, например, выпороть, она не поверила. И потом, монашеские обеты тоже дают у Пламени, так что никаких ложных клятв больше! А хлеб с водой – чепуха. Напугали…
– Сестра, приносите мне только чистую воду, безо всяких снадобий, – попросила Ринна. – Мне нужна ясная голова. Буду в неоплатном долгу перед вами!
– Я прослежу, ваша вода будет чистой, – пообещала монахиня. – И будьте же разумны.
Ещё бы, только на разум и оставалось надеяться. Но ещё больше – на счастливый случай.
Если бы проснуться, и события последних дней оказались сном! То, что случилось, только на кошмарный сон и было похоже. Этот монастырь всегда казался Ринне местом приветливым и светлым, несмотря на сумрачность его коридоров, а здешние монахини были добрыми и внимательными. Потому что прежде они не пытались вразумлять её насильно? Конечно, зачем бы?.. И то, что к угрозам перешли практически сразу – почему?..
Она злилась на тётю Астерию, на брата – но не слишком. Попытка запереть её здесь с их стороны была естественной, а замужество за циркачом или бродягой, конечно, казалось чем-то недопустимым. Особенно тёте. Но и брата задевает, что она будет вести жизнь, недостойную Венешей. Он не верит, что она способна сама справиться, найти выход и жить, не роняя достоинство своей крови. Проще заставить её принять постриг и забыть о проблеме навсегда! Вот этого она не могла простить, и никогда не сможет. С ней не пытались поговорить, спросить о желаниях, помочь, вместе найти выход. Ведь деньги открывают множество возможностей! Но ей не позволили…
Как ни крути, а монашеский обет – самый простой и безотказный способ развести её с Риком, и не станет этого унизительного для Венешей брака. Не надо ждать положенные сроки и не будет пути назад. Рик может потребовать компенсации – если его захотят слушать. Но это не вернёт ей свободу, а Рику дадут денег или заставят замолчать как-нибудь иначе. Впрочем, он ведь уже назвал цену – двести дреров. Получив тысячи, монахини не станут мелочиться, проще заплатить.
Рик отступился. А чего она хотела? Чтобы цирк Кавертена взял монастырь приступом? Смешно…
Ринна вытерла мокрые от слез глаза. Какая она дурочка, что натворила! Сама виновата. И ещё – король Фарут. Всё началось с его нелепого решения. Вот зачем?..
Рик не пускал её в монастырь. Да, сначала обещал, но потом передумал и вполне ясно объяснил, что её ждёт – как знал! Она не поняла, не поверила. И никогда не поверила бы, что такое случится с ней! Женский монастырь – омут, сил сопротивляться нет, а помощи не будет. Как выплыть?..
Горько, что такую участь ей уготовили близкие люди, уверенные – так лучше!