Пряник и Пшёнка
Шрифт:
Ещё восемь месяцев, и вылизывать ее, наконец, смогу я.
— Трям! — в кадре появилась светящееся счастьем Олино лицо. Она красиво жмурилась от яркого солнца, но главным было для меня то, что она улыбалась. В руке её были щипцы для мяса, а в кадре периодически появлялся дым. — Может показаться, что я взяла твою семью в плен. Но тебе не кажется, я действительно взяла их в плен своего обаяния, — подмигнула она игриво, отчего я широкого и совершенно неконтролируемо улыбнулся. — У нас, как ты понимаешь, традиционные Костровские шашлыки.
— Блогерша,
— Я записываю видео для Тёмы. Скажете пару слов, Михаил Захарович?
— А что тут говорить? — повел батя плечом и, скрывая неловкость, прочесал волосы на затылке. — Сто дней до приказа, Тёмка. Папка соскучился по сыне, так что сегодня будет пить за двоих…
— Мне послышалось или кто-то назвал Тёмино имя? — в кадре появилась Маруся и непонимающе заглянула в телефон в Олиной руке. — Вы звоните ему или…?
— Записываем видео. Передавайте привет, Марина Олеговна.
— Тёмочка! Мы по тебе очень скучаем! — включилась тут же Маруся, явно сдерживая слёзы. Если бы батя не прижал ее к своему боку, то, наверное, дамбу бы прорвало. — Я по привычке готовлю твой любимый салат. Мы тебя очень любим и ждём!
— Я особенно сильно! — появилась Оля снизу.
— И мы! Мы тоже хотим кое-что сказать Артёму!
В кадре появились еще и девчонки, которых батя и Оля взяли на руки, чтобы теперь вся моя семья была видна.
— Привет, Артём! Привет! — кричали девчонки, махая мне руками. Как же они выросли! Изменились, будто повзрослели.
— Мы тебя любим! — куча воздушных поцелуев и последний поцелуй от Оли прямо в камеру.
— Поверить не могу! — Оля обхватила свои щёки ладонями. Голубые глаза ярко горели и поблескивали в свете настольной лампы. — Всего тридцать часов, Тём, и я, наконец-то, смогу тебя обнять, поцеловать и повисну на тебе на год! Мне нужна компенсация. Очень большая компенсация: триста шестьдесят пять оргазмов, как минимум, и миллиарда два поцелуев. Не меньше. И тебя. Всего тебя. Вот так вцеплюсь в тебя… — сжала она кулачки на камеру. — …и не отпущу, даже если ты умолять меня об этом будешь. Очень жду. Едва сдерживая себя от того, чтобы поехать прямо сейчас на вокзал и ждать твоего поезда. Даже не верится, что ты, наконец-то, возвращаешься. Как же я хочу тебя потрогать!
А я-то как хочу к тебе прикоснуться! Проверить, что ты действительно есть в моей жизни, что я не придумал тебя.
Уже завтра. Осталось совсем чуть-чуть…
— Хватит, — Макс нажал на мой подбородок большим пальцем, заставив перестать кусать нижнюю губу. — Сейчас сожрёшь всё, и Тёмке целовать тебя некуда будет.
— У меня еще полно не целованных мест. Что-то, когда твоя Маша кусает свои губы, ты тащишься, — поддела я братца.
— Тебе рассказать, в чём принципиальная разница между тобой и моей Машей?
— Похоже, рассказ будет восемнадцать плюс и очень влажным… что-то не хочется, — поморщилась я.
Прошёл год. Целый год! Для кого-то это был всего год, но для меня время текло совершенно иначе. Оно тянулось тягучей смолой, в которой я
За этот год Макс нашёл свою любовь. Вообще-то, он нашёл её ещё до того, как Тёма пошёл в армию, но понял это уже потом. Наверное, когда она его лысого побила после возвращения… Не знаю.
Но круче всех, конечно, провел год Лёшка. У него уже есть жена и дочка. С ума сойти! Кто бы мог подумать? Лично я была уверена, что он, как и Макс, раньше тридцати пяти свою любовь не повстречает, но как же приятно ошибаться. Кстати, Лёша со своей семьёй приедет только вечером сразу в дом Костровых, с ними же должна приехать и Максимкина Маша.
Семья ширится. А я боюсь. И с каждой секундой страх всё сильнее и сильнее накрывает меня.
Прокручивая на пальце кольцо, которое я за этот ни разу не сняла, я смотрела прямо перед собой на Тёминого папу, его жену и детей и боялась, что это всё может закончится сегодня.
— Макс, а если он прямо сейчас понял, что не хочет со мной быть?
— Кто? — нахмурился брат, не понимая, что я тут несу.
— Кого я из армии встречаю, а? Кого я целый год ждала? — вспылила я. — А если он сейчас выйдет из поезда, увидит меня, скажет «ну, нахрен» и даже не подойдёт ко мне?
— Ты воздух зря не сотрясай, Кнопка, — произнес Макс внушающе. — Не захочет жить с тобой, значит останется жить со свернутой шеей. В любом случае, мы с Захарычем пожарим шашлыки.
— Дурак, — ткнула я брата в плечо кулаком.
И снова уставилась прямо перед собой в ту сторону, откуда с минуты на минуту должен приехать поезд. Я не замечала холода и ветра, лишь краем сознания улавливала, что Макс поднял воротник моего пальто и о чем-то сматерился.
Внезапно сердце начало отбивать бешенный ускоряющийся ритм, рискуя проломить мне рёбра, когда к перрону подъехал замедляющий ход поезд и, наконец, эта, казалось, бесконечная зеленая гусеница остановилась.
Двери открылись, выпуская парней в форме. Ладони мгновенно вспотели. Среди них я всё ещё не видела своего Пряника, но видела, как на шеи почти всем этим парням вешаются визжащие девушки и мамы.
На глаза навернулись слёзы из-за внезапной обиды. Ну, где же он? Я тоже хочу повиснуть на его шее и ощутить долгожданное тепло.
Привставая на цыпочках, я заглядывала, откуда он может появиться. И вдруг моё сердце, подобно контрольному выстрелу, бахнуло о рёбра и, кажется, замерло.
Я увидела его. Моего родного человечка. Наши взгляды встретились, он улыбнулся и, кажется, с облегчением выдохнул. А я всё стояла на месте, ожидая своей очереди. Сначала его должна обнять семья. Я ждала год, подожду еще минуту.
Михаил Захарович размашисто и крепко обнял сына, потрепав его всё ещё бритую черепушку. Марина Олеговна, утирая слёзы белым платком, уткнулась Тёме в грудь, и он ее крепко обнял за плечи, что-то сказав с легкой улыбкой. А затем он поднял обеих своих сестренок на руки и поцеловал каждую. Соня, кажется, не сразу его признала, но точно была рада.
А затем, оставив сумку отцу, Артём пошёл прямо ко мне. Мне казалось, что мы знакомы и в то же время не знакомы. Вдруг стало страшно, что за год мы забыли ощущение друг друга.