Прятки со смертью
Шрифт:
Роберт Чарльз Браун.
Лаверн Павлинак.
Эти двое были настолько убедительны, что их отправили за решетку до тех пор, пока не нашли реального преступника. Список длинный.
В деле Линча все как будто гораздо проще — на первый взгляд. Очевидные доказательства его вины вкупе с тем, что можно посчитать за «одержимость» убийствами «Шоссе-66». А еще отсутствие доказательной поддержки у общественного защитника и угроза смертного приговора. С таким набором, казалось бы, признание — наилучший выбор.
Можно предположить, что Флойд Линч убил женщину, найденную в его грузовике,
И — вуаля. Придурок отправляется в тюрьму, а выродок остается на свободе.
Однако главное отличие этого дела и главная загвоздка: каким образом Флойд Линч узнал подробности, скрытые от общественности? Если исключить невероятное совпадение, что кто-то внутри аппарата Бюро сообщил детали ему, остается лишь одно. Он знает убийцу.
— С момента последнего убийства минуло полных семь лет, — сказала я в надежде, что Зигмунд поддержит меня.
— Ну, с того убийства, о котором мы знаем, — возразил Зиг. — Он мог просто поменять место совершения преступления и способ, и не исключено, что в данный момент планирует следующее убийство. Или же на время затаился, как Грим Слипер.
Ему пришлось напомнить мне о парне из Калифорнии, прозванном так за то, что убил первую половину своих жертв в середине восьмидесятых, затем после длительного перерыва, начиная с 2002 года, — вторую. Я застонала.
— Не отнекивайся! Ты ведь уже прокрутила в голове этот вариант! Кроме того, киллер «Шоссе-66» отлично владеет собой. Он мог выжидать ровно год, прежде чем снова убить. Откровенно говоря, это еще один пункт против того, что Линч — убийца: я не вижу в нем человека, обладающего самоконтролем. — Зигмунд взял со стола какую-то папку (мне подумалось, что в ней сравнительная характеристика, подготовленная Коулмен) и с непроницаемым выражением уставился на нее. — Что, интересно, думает реальный убийца насчет этого маленького человека, который узурпировал его славу? Это или загонит маньяка глубже в нору, или вдохновит его вновь насладиться славой. Стингер, езжай к Коулмен.
Он был прав: именно об этом я и думала.
— Спасибо тебе за помощь. — Я перестала ковырять заусеницу, едва удерживаясь от желания поведать Зигу о настоящей помощи, в которой сейчас нуждалась. — Зигмунд?
— Как видишь, я все еще здесь.
— Может так быть, что кто-то, кого мы посадили, освободился условно-досрочно, а нас не уведомили?
Он подумал и ответил:
— Нет, они никогда не забывают сообщать нам. А что?
— Да так. Просто думаю.
Я полагала, Зигмунд первым из нас закончит разговор, но он так не сделал.
— А теперь о том, чего я не знаю, — сказал он. — Ты не такая, какой была, когда я приезжал к вам.
— То есть?
— Могу сказать, что ты порядком встревожена и дышишь чаще, чем обычно, как будто работает одно легкое. Тебя так крепко расстроила вероятность того, что Линч не убийца? Чувствуешь свою вину?
Нет, у меня проблемы с мертвым парнем, который, полагаю, каким-то образом связан со всем, о чем мы только что переговорили. Я так страстно хотела рассказать об этом Зигмунду,
Вместо того чтобы сдаться, я неожиданно для себя изобразила жалкую пародию на небрежное пожатие плечами и хлопание ресницами.
— Нет, знаешь, кроме ощущения, что мне крепко заморочила голову вся эта ситуация, и закипающей ненависти при мысли о необходимости рассказать Заку, что убийца его дочери все еще гуляет на свободе, — ничего. Ничего такого…
Глава 18
Втиснутый между горными грядами в центре пустыни Соноран, регион Тусона напоминал широкую реку из мостовых и зданий. Соноран — величайшая и, возможно, единственная местность в мире, где растут кактусы сагуаро. Название произносится как «суарро», и это такой тип кактуса, вид которого в первую очередь приходит в голову, когда слышишь слово «кактус», — здешний ландшафт утыкан этими гигантскими Гамби.
Сейчас пустыня почти вся бежевая — скалы да песок. Лишь самые крепкие растения выживают здесь, и я думаю, раз уж кактус выдерживает такое, значит, и мне по силам. Люблю суровость места, которое может убить тебя — горящими ли кустарниками, или дегидратацией — или утопить в ливневом паводке. Рядом с пустыней я чувствую себя доброй и ласковой.
В отличие от Тусона, местность вокруг Бенсона, что примерно в часе езды от границы города на восток и чуть выше, оживляется менее чахлого вида растительностью с чередованием яблоневых, персиковых и ореховых садов. В Бенсоне почти половину жилья составляют домики на колесах и сборные — их алюминиевые «юбки» прячут отсутствие фундаментов, как скромная библиотекарша колени.
Как и предложила Коулмен, я встретила ее на парковке у одного из нескольких небоскребов в центре Тусона — двенадцатиэтажного здания, где на шестом расположилось ФБР. Она сидела в машине и смотрела на наручные часы, когда я подъехала и остановилась рядом с ней.
Я не смогла заставить себя извиниться за опоздание на четырнадцать минут. К тому же в этот момент она переключила свой «приус» на тягу от электродвигателя и машина набирала ход. Приняв мой совет облачиться в менее пугающий наряд, она надела черные слаксы и белую льняную блузку с коротким рукавом. Видимо, это было настолько неофициально, насколько вообще могла придумать Коулмен. Я выключила радио, надрывавшееся песней в исполнении одной из этих одинаково звучащих девушек.
— Мешает? — спросила Коулмен.
— Уже нет. Пусть будет тихо, пожалуйста… Ненавижу музыку.
Коулмен приняла это во внимание и, пока «приус» набирал обороты до разрешенной скорости на восток по I-10, с пристрастием допрашивала меня о моей реакции на видео. Она едва не закукарекала от радости, когда я сообщила, что не только просмотрела отрывок «про уши», но и переправила его Зигу Вайсу, с которым мы сошлись во мнении.
— Значит, вы оба считаете это крайне подозрительным, — заключила она.