Прятки со смертью
Шрифт:
Пока я месила и била кулаками смесь, вспоминала лицо Флойда Линча. Я слепила из нее маленький «футбольный мяч» и убрала в холодильник на потом.
Зигмунд до сих пор не позвонил. Я запустила компьютер и вызвала его по «Скайпу».
— Смело пользуемся новейшей технологией, — отозвался он, откидываясь на спинку кресла в своем кабинете. Зиг бросил на меня быстрый и внимательный взгляд. Я не пыталась спрятаться от него, не знала как, хотя надеялась, что ничем не выдам свое состояние после вчерашнего убийства. — Стингер, похоже, ты не закоренелый луддит,
— Потому что я в детстве не спала с тостером, как ты?
— Стингер добродушно подшучивает. Она обычно так делает, когда у нее стресс.
— Да ладно, шутка про тостер смешная. Ты всегда ревновал, потому что шуток не понимаешь.
— А ты за своими шутками прячешься. — Он снова подался к экрану, словно так ему было удобнее меня разглядывать. — Это выдает тебя. Покажи-ка свои кутикулы.
Я выставила вверх средние пальцы рук — пальцы, которыми в последнее время не работала. Он снова откинулся на спинку с начальственным видом.
— Посмотрел я видео, что ты прислала. Такой сюрприз… — Однако удивленным он не выглядел.
— Когда Коулмен спросила Линча, что он сделал с ушами, он помедлил. Знакома тебе пауза такого рода?
— Знакома. Продолжительная пауза.
— Я засекла: три с половиной секунды. А потом он заявил, что уши выбросил.
— Вот только выражение его лица не соответствовало заявлению о том, что он запросто взял и выбросил уши на помойку. На лице определенно была паника. Он вдруг испугался, что мы узнаем, что это не его рук дело. То ли он не в курсе, где они, то ли боится говорить нам, поскольку тот, у кого уши, — настоящий убийца. «Quod erat demonstrandum», — сказал Зигмунд, что условно означало «все очевидно, и разговор об этом становится мне скучным». В общем, не твой это человек.
Мы оба знали, что ни один киллер, который совершает такое страшное деяние, как убийство с повторяющимся конкретным ритуалом, и затем забирает что-то от жертвы, чтобы впоследствии оживить удовольствие, никогда не выбросит свои «сувениры» на помойку. Не говоря уже о том, что забудет, где их выкинул. Вспомнить хотя бы Дамера и части тел в его холодильнике. Или королевские регалии в Тауэре. Либо Линч не в курсе, где хранятся бесценные уши, либо не может сказать, где они, боясь того, кого это изобличит.
— Ты так же уверен, как я?
— Более того. Он никогда не забудет, где уши, если знает. Стингер, а тебе очень важно их найти. Они у убийцы. И я считаю, это пугает мистера Линча больше, чем смертный приговор. Но выражения на лице, разумеется, недостаточно. Тебе нужны улики.
Вот тут-то и была загвоздка.
— Нет здесь никакого «мне». Официально я даже подойти к Линчу не имею права и не хочу тем самым ломать дело, которым занимается Коулмен, и она, между прочим, наткнулась на противодействие. Коулмен пыталась рассказать Хьюзу о своих сомнениях, но даже государственный защитник Линча втянулся в эту групповую мастурбацию на поимку убийцы «Шоссе-66».
— Хватка Моррисона. Ему это дело позарез нужно для мемуаров, когда выйдет на пенсию.
— Чудесно. Просто это прибавит проблем Коулмен.
— Это ведь ты сказала, что у меня еще есть связи.
— Пока не стоит. Я попробую и, если понадобится помощь, дам тебе знать.
— Им надо начинать все сначала. В признании Линча появятся дыры еще большие, чем боязнь указать вам местонахождение ушей. Кто еще в списке?
— Жены и детей у него нет. Коулмен хочет, чтобы я съездила с ней проведать отца Линча, который живет на востоке города, пообщаться…
— Они до сих пор этого не сделали?
— Ага. Что ты думаешь насчет проведения сравнительной экспертизы? Сравнить тот кусок, где Флойд говорит как женщина, с записями прослушки Джессики?
— Не повредит. Я устрою это в здешней лаборатории. Также надо, чтобы они еще раз спросили мистера Флойда Линча о другом теле, обнаруженном в машине, — женщины, которую он назвал «плечевой». Когда он рассказывал о ней, то запинался и мямлил.
— «Они», «они». По сути-то, Коулмен да я, причем мои возможности ограничены тем, что я не у дел.
— Ты слышала о «NamUs»? — спросил он.
— Немного. Идентификационная база данных. Ее разрабатывали примерно в то время, когда я уходила.
— К сайту с базой имеют доступ гражданские, любой может добавлять в нее информацию — без авторизации.
Я сделала пометку в блокноте: выяснить, что известно о проститутке, и сверить с данными на сайте.
— Помнишь открытки? — спросила я.
Вайс дернул головой и махнул рукой: мол, само собой.
— Зак продолжает их получать. Он показал мне еще с полдюжины новых, пришедших с тех пор, как он перестал пересылать их нам. Сказал, они несут ему утешение, позволяя воображать, будто их шлет Джессика.
— Нет. — На долю секунды глаза Зигмунда сузились, и по его лицу прокатилась редкая для него гримаса отвращения, но настолько неуловимая, что я, наверное, единственная в мире, кто смог бы распознать ее. Зигмунд отвернулся от экрана. — Мы должны найти этого ублюдка, — пробормотал он куда-то в сторону окна кабинета. Сквернословие тоже было для него редкостью. Затем он взял себя в руки и взглянул на экран почти бесстрастно. — Им следует снова допросить Флойда Линча на основании предположений о ложном признании и выяснить, где и как он получил информацию.
Зигмунду не было нужды напоминать о вероятности самооговора. Более тридцати человек признались в знаменитом убийстве Черного Георгина в Лос-Анджелесе. Некоторые ложные признания были получены под давлением с целью закрыть дело, но были и признания иного рода — добровольные. Зигмунд думал о «мотивации известности» — о жаждущих славы: Генри Ли Лукас, сознавшийся в шести сотнях убийств, хотя имелась только одна улика в трех из них; Джон Марк Карр, сознавшийся в убийстве Йона Бенета Рэмси, хотя его ДНК не совпадала с ДНК с места преступления и не нашлось ни одного документа, свидетельствующего о том, что он хоть раз бывал в Колорадо, где произошло убийство.