Прыжок леопарда 2

Борисов Александр Анатольевич

Часа через два появился тот самый смешливый мент:

– Эй, босота, - сказал он и лязгнул наручниками, - посрать не желаете? Если нет - с вещами на выход!

У порога соседней комнаты его поджидал давешний лох в форме полковника. Он, молча, посторонился и включил свет. На грязном полу, грудой бесполезного мусора, валялись двое быков, тех самых, местных, что в помощь Ароме отрядила братва. Они отдыхали в тяжелом наркотическом забытьи и были беспомощны, как младенцы.

– Их можно убить, Роман Викторович, - спокойно сказал Максимейко, - из

вашего пистолета. А можно прикончить обрезком железной трубы, которую вы вчера держали в руках. Отпечатки пальцев идентичны тем образцам, что есть в картотеке. Чиновника можно купить, Нетреба поможет, но попробуйте доказать местному криминалу свою непричастность.

– Кто вы и что вам нужно?
– устало спросил Виктюк.
– Вы потратили много денег и сил для того, чтобы пришить мне мокруху? Ни за что не поверю! Давайте уж сразу по существу.

– Давайте, - охотно согласился полковник, - коротко и самую суть: я хочу, Роман Викторович, чтоб вы стали другим человеком и начали все с нуля.

Арома захохотал.

– Ну ты, блин, сказанул! Готовый сюжет для театра абсурда: "Ты, Вася, так больше не делай!" Нет, если это дурдом, то где санитары?!

Он шлепнул ладонями по коленям и прошелся в дурашливом танце:

"А ты давай, давай, давай,

Газеточки почитывай,

А ты давай, давай, давай,

Меня перевоспитывай!"

Полковник молчал.

– Что вы ждете, честного слова?
– спросил Аферист, досыта насмеявшись.

– Я выразился "с нуля", - пояснил Максимейко, - имея ввиду ваш банковский счет. Человек в новую жизнь обычно приходит голым.

Виктюк сатанински захохотал и ударил ребром ладони по сгибу правой руки:

– Хрен тебе! Ни рубля не получишь. Лучше пойду по мокрухе!

– Успокойтесь, Роман Викторович, - полковник брезгливо поморщился, - не орите, как потерпевший, никто вам паяльник в очко не сует. Не хотите - не надо, живите уродом. Этих двоих мы сегодня же ликвидируем, а вещдоки придержим на будущее. Вдруг кто-то начнет задаваться вопросом: куда подевались все остальные люди из вашей бригады.

– Какие еще остальные?
– опешил Виктюк. Он был окончательно сбит с толку.

– А вот это уже нюансы. Их мы обсудим в другой обстановке, - усмехнулся полковник, увлекая пленника за собой.

Тот больше не ерепенился. По каким-то косвенным признакам он понял, что этот человек не блефует, что взяли действительно всех: Марго, Раду, Матильду и, конечно же, Маргариту. Если так, то этот иезуит сумеет его легко раскрутить: ради жены и будущего ребенка он примет любые условия.

– За что меня... так? Конкуренция, или что-то другое?
– спросил он со всей прямотой, на которую был способен. Впервые спросил, как равный у равного.

Максимейко это отметил.

– Там объяснят, - сказал он, кивнув на другую дверь.

Клиент доходил до нужной кондиции. Он уже выпустил пар и скоро будет готов выкупить оптом всех, по той цене, которую ему продиктуют. Ведь каждый товар стоит ровно столько, сколько можно

за него получить.

В этой комнате пахло больницей. Над белым стерильным столом горела огромная лампа, на старинной электроплитке кипятилась кастрюля из нержавейки, суетились люди в белых халатах, очень похожие на хирургов. В углу на диване сидели двое - высокий старик с молодыми глазами и какой-то пиковый с вызывающе дерзким взглядом.

– Это люди Гоги Сухумского, - вежливо пояснил Максимейко.

Виктюк тихо ойкнул и грохнулся на пол.

Глава 45

Жорка Устинов лежал у порога, прижавшись к стене правой щекой. Его рот больше не закрывался, он постоянно и беззвучно зевал. С каждым таким зевком на ковер стекала новая порция крови. Противная липкая лужа пахла паленой водкой. Она становилась все больше и больше. Жорка уже не чувствовал ног, они онемели. А еще ему было больно. Больно дышать, говорить и даже лежать в другой позе. Но он не стонал. Стонать было еще больней. Как будто по дну грудной клетки катается ежик, который готовится к зимней спячке. Он наматывает на иглы кишки, и норовил таким образом спрятаться.

Так вот ты какая, - холодея, подумал Устинов, имея в виду безносую, - не спеши, дай хоть переодеться.

Как и любой человек, он частенько думал о смерти. Отношение к ней менялось с годами: от детского безотчетного ужаса, до твердого осознания вечной необходимости перехода в иное качество. Жорка сам себе выбрал такую жизнь, где смерть - производственный фактор, основное мерило работы, самый последний козырь. Нет, он не боялся. Просто жалел, что это случится сегодня, вернее, уже сейчас.

Волоча за собой ноги, Устинов пополз к дивану. Пополз на одних руках, натыкаясь на стулья, ударяясь и теряя от боли сознание. Отлежавшись, очнувшись, начинал рычать на себя:

– А ну, шевелись, падла, на том свете передохнешь!

Он задал себе программу, а значит, обязан выполнить. Выполнить, не смотря ни на что.

Устинов с трудом забрался на пропахшее потом ложе, сплюнул, вытер лицо какою-то тряпкой и потянулся за водкой.

– Может, полегче станет?
– спросил он у собственной совести, но сам же почувствовал, что лукавит и тут же придумал другой повод.
– Для внутренней дезинфекции.

– Ты же просил всего лишь переодеться!
– завопил возмущенный разум.
– Так вот для чего ты полз?!

– Выпью - переоденусь. Не пропадать же добру. Да и пьяным помирать не так страшно!
– Он почему-то сказал это очень громко.
– Ну, понеслась!

Зажмурившись, Жорка вылил в себя целый стакан и тут же заплакал от резкого приступа боли, вытирая сопли и слезы. А когда он открыл ослепленные мукой глаза, Антон сидел уже в мягком кресле в небольшом закутке между столом и диваном и с интересом смотрел спортивные новости.