Прыжок "Лисицы"
Шрифт:
— Неужели они посмеют сжечь английское судно, как поступают с турками? — изумился Махмуд.
Все! Ловушка захлопнулась! Если мне не удастся предотвратить арест шхуны, в любом случае я посею у горцев зерно сомнения в могуществе англичан. Что же это за повелители морей, скажут они, если русские могут захватывать их корабли?
— Ждать долго не придется, наимудрейший.
Махмуд задумался. К нему подбежал молодой черкес и что-то горячо зашептал на ухо.
— Мы не можем не принять инглеза! Меня осудит и князь, и мой зять. Здесь, в лагере, нет подходящих условий.
… Кунацкая и впрямь была неказиста. Пустое, темное холодное помещение, продуваемое всеми ветрами. Ни традиционных столиков для еды, ни ковров, ни подушек. На земляной пол бросили лошадиные попоны и седла. Оружие развесили на стенах. Собрали немудреную закуску. Было видно, что Махмуду не по сердцу так принимать гостей.
Белла с Лукой привезли к полудню. Он злобно таращился на меня, будто винил в краже медальона с портретом любимой бабушки. Но сдержался. Претензий не высказывал. Наоборот, изобразил радость от встречи. И старикам, которые собрались его послушать, выказал свое почтение. Передал им подарки — бумажную материю и охотничье ружье.
Зря он это сделал. На всех подарков не хватило. Старейшины потратили немало времени, чтобы решить, что кому достанется. Кое-кто остался обделенным и теперь изображал обиду. Я не вмешивался. Как по мне, чем больше ошибок совершит шотландец, тем меньшего результата достигнет. Я ему в няньки не нанимался.
— Я привёз вам, достопочтенные вожди шапсугского и натухайского народов, послание от Сефер-бея Зана! — мы переглянулись с Махмудом и, не сговариваясь, хмыкнули. Белл, не обращая на нас внимание, продолжил вещать по-турецки. — Ваш посланник от подножия трона повелителя Турции передает вам следующие слова: изберите из главнейших восьми поколений по одному старейшине, которые имели бы полное доверие народа, чтобы старейшины эти поселились в Цемесской долине для будущих переговоров, куда прибудет Сефер-бей с английской экспедицией в следующем году.
Старики зашептались между собой, время от времени повышая голос. Прения длились недолго. Махмуд встал и ответил Беллу:
— Через два месяца мы соберем на реке Адагум народное собрание. Там все и решим! Когда нам ждать ваше посольство?
— Полагаю, весной, — задумчиво ответил Белл.
Его явно напрягало отсутствие единого центра принятия решений. Военная демократия — институт сложный. В долгих разговорах может не один снег с гор сойти, пока до чего-нибудь договорятся.
— Вам бы стоило чем-то подкрепить свои слова. Чем-то весомым, — подсказал я.
— Я же доставил им порох и соль!
— Он привез соль, чтобы вы сражались с русскими! — перевел я слова Белла на натухайский.
Ответом стал взрыв хохота. Шотландец недоуменно переводил взгляд с одного старейшины на другого. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять: чушь сморозил! Солью еще никого не убили. Разве что задницы у парнишек в колхозных
— Что же я могу им еще предложить, чтобы доказать серьезность наших намерений?! — печально спросил у меня Белл.
— Отдайте им корабельные пушки!
Я был уверен, что Белл ни в жизнь не догадается, в чем был подвох моего предложения. Пушек у черкесов хватало. Натаскали с погибших кораблей. Они валялись без дела во дворах знатных узденей, ибо никто не умел из них стрелять. Я рассчитывал ослабить возможное сопротивление англичан, если русские все же приплывут. Только войнушки мне не хватало в Цемесской бухте!
— Вы думаете?! — загорелся Белл. — Достопочтеннейшие старейшины! Хочу предложить вам в дар две трехфунтовые пушки с моего судна!
Старейшины возбужденно принялись обсуждать предложение Белла. Включили синдром Плюшкина. Если бы им кто-нибудь подсказал, что чугунные пушки весят три центнера и установлены на корабельные лафеты, их энтузиазм быстро бы угас. Но я промолчал.
— Мы принимаем ваш подарок, уважаемый купец!
Было решено немедленно отправиться в бухту и произвести выгрузку орудий. Порох в количестве девяти бочонков по четыре пуда в каждом был уже на берегу.
Из-за этого пороха вышла у нас с Беллом размолвка, как только мы остались одни. Ехали бок о бок за проводником-черкесом. Обменивались колкостями, особо в выражениях не стесняясь.
— По какому праву вы присвоили себе все лавры поставщика боеприпасов? — негодовал Белл. — Мне Лука все рассказал! Он пообщался с теми из черкесов, кто говорит по-турецки, и выяснил: вы заявили, что порох принадлежит вам.
— Глупости болтает ваш слуга! Я обрадовал адыгов известием, что английский корабль привез им порох. В чем я погрешил против истины?
— Я должен был сообщить об этом. Я, а не вы!
— Вот тут я не понял! Это ваш личный порох, мистер купец, или купленный на деньги посольства?
Крыть тут шотландцу было нечем. Поэтому он попытался вывернуть ситуацию в свою пользу в другом.
— Вы могли хотя бы поспособствовать мне в переговорах относительно соли, а не устраивать шоу в кунацкой, — сердито ответил мне Белл. И не удержался от новой шпильки — Не могу не высказать своей признательности, что не уехали, бросив нас одних. Признаюсь, такие мысли меня посещали.
— Как я понимаю, эта сотня тонн соли из трюма — ваш личный бизнес?
— Разумеется! А что вас смущает? Вполне прибыльное дело, как меня уверяли. Я воспользовался оказией… Нам нужно поспешать с разгрузкой этой чертовой соли, пока не нагрянули русские.
— Вы спрашиваете, что меня смущает? Меня не смущает, а бесит ваша манера указывать мне, что делать. И что говорить. И с кем. И так далее…
Высказав все, что было на душе, я ускорил одолженного мне коня. Белл за мной не поспевал. Он никак не мог привыкнуть к легкому и высокому черкесскому седлу с его деревянными полированными луками с закругленным верхом и к узким стременам-стаканчикам. Удобное для ведения конного боя, это седло с непривычки доставляло множество неприятностей европейцам.