«Прыжок на юг»

Стрелков Виктор

— С того дня, — начал Громов, — когда дактилоскопические отпечатки пальцев Кривицкой и те, которые участница бандитских нападений на постовых ОРУДа оставила на мундштуке папиросы, оказались идентичными, я начал вести наблюдение за этой гражданкой. В течение нескольких дней я выявлял круг ее знакомств, сферу деятельности. — Он сделал паузу. — Сегодня можно сказать, что нить, ведущая к интересующему нас лицу, в наших руках.

— А точней? — хладнокровно спросил Дорохов.

— Дважды за это время она посетила квартиру одного частно-практикующего

зубного врача. Фамилия его Вербицкий. В прошлом был в плену, в 1956 году возвратился из Западной Германии и с тех пор живет здесь...

— Пока не вижу не только нити, но и паутинки, — возразил Дорохов. — Что вы нашли в этом особенного, капитан? К врачу приходят разные пациенты.

— Это еще не все, товарищ генерал! На днях врача трижды посетил близкий знакомый Кривицкой, некто Борис Шаропов, в прошлом вор-рецидивист по кличке «Быча», а ныне шофер таксомоторного парка.

— Компания, действительно, подозрительная, — сказал Дорохов. — Но возможно, что это не более, как дезориентирующая нас случайность.

— Не исключено, — согласился Громов.

— Так что пока говорить о нити рано, — резюмировал генерал. — Кого еще из знакомых Кривицкой удалось выявить?

— Есть еще один — они его зовут Жорик. Студент. Любит одеться, посидеть в ресторане. Пока за ним ничего больше не числится.

— Так. — Дорохов несколько секунд помолчал, раздумывая. — Вот что: передайте наблюдение за ними другим, а сами переключайтесь на Вербицкого. У вас есть больные зубы?

— Нет, товарищ генерал. Но можно зайти к нему и с целью косметики — камни удалить, — улыбнулся Громов.

— Верно, — одобрил Дорохов. — Действуйте, капитан.

Громов направился к двери, но был остановлен коротким:

— Обождите.

Громов повернулся. В голосе начальника он уловил не совсем обычную интонацию.

— Слушаю, товарищ генерал!

— Поручая вам посещение квартиры Вербицкого, места, где может появиться иностранный агент, мы подвергаем вас риску, капитан, это вы понимаете? — Генерал внимательно и строго взглянул в глаза Громова. — После взрыва вы оба были в бессознательном состоянии, а шпион, как вы сами подчеркивали, находился от вас в пределах отличной видимости.

Громов пожал плечами.

— Безусловно, — продолжал Дорохов, — взрыв не мог не привлечь его, а следовательно... Короче, оружие должно быть при вас постоянно. Ясно?

— Ясно, товарищ генерал!

— Теперь можете идти.

Встреча

Резким порывом ветра чуть было не сбросило шляпу. Вебер поглубже натянул ее, поднял воротник пальто.

Вдруг ему явственно представился кабинет шефа. Шлихтер читает шифрограмму от «девятки», в ней — известие о том, что он, Пауль Вебер... провалился. Лицо Шлихтера конвульсивно дергается... «Чертовщина!» — подумал Вебер.

Он хорошо знал себя, знал, что, в отличие от многих, его нервы не притупляются от постоянного напряжения,

а наоборот — все больше и больше обостряются.

В этой обостренной восприимчивости были хорошие стороны, не раз сослужившие ему добрую службу, но сейчас... Вебер поймал себя на том, что его настороженное внимание к людям, к окружающему становится психозом, он все чутче спит, и за ночь не один раз его рука ныряет под подушку за успокоительной прохладой пистолета...

Вебер пошарил в карманах, но сигарет не оказалось.

«Что меня тревожит? — продолжал спрашивать он себя, шагая к табачному киоску. — Переход отличный. Явки в порядке. Рация готова хоть сегодня послать в эфир мое первое донесение». Лицо Вебера посветлело, что-то отдаленно напоминающее улыбку тронуло его губы, но в следующий момент лицо опять обрело обычное аскетическое выражение.

«Олух этот Вербицкий! Черт дернул его поручать этому дегенеративному уголовнику операцию по оружию».

Губы Вебера болезненно и зло покривились. Память живо восстановила недавнюю картину, которую он наблюдал из-за ширмы в квартире Вербицкого: тупое и безжалостное лицо Бычи, с глазами, сильно выступавшими из орбит, потрескавшиеся губы, которые он часто облизывал при разговоре, и, наконец, его слова, грубые и тяжелые, как булыжники:

— Лады! Шуму не будет!

А когда Вербицкий протянул ему аванс — две тысячи, он небрежно сунул их в карман и сказал, обращаясь к своему приятелю — бледному, с синевой под глазами пижонистому парню лет 19-20:

— Айда, Жорик!

Еще тогда, не зная, какой оборот примет дело, Вебер сказал Вербицкому после их ухода:

— Зачем вы тащите всякую сволочь сюда?

— Приемная врача открыта для всех, — хитро подмигнув, ответил тот. Фамильярность подчиненного резанула Вебера, но ни один мускул не дрогнул на его лице.

— Скажите, Вербицкий, вы родились в Баварии?

— Нет, в Силезии. А что?

— Ничего. Я просто хотел выяснить, на какой почве растут такие остолопы!

— Я... я не понимаю. В чем дело? — заплетающимся языком пробормотал Вербицкий.

— Собой вы можете рисковать, хоть в петлю лезьте, Вербицкий, но здесь я! — Он не повышал голос, но Вербицкий все испуганней втягивал голову в плечи.

— Здесь я! — продолжал Вебер. — А поэтому подумайте о том, что в случае... — он не отрывал глаз от лица Вербицкого, — в случае провала вы умрете раньше, чем русские оформят это в своих судебных инстанциях. Ясно?

— Ясно, шеф, — пролепетал врач.

«Безусловно, троекратное нападение на милицию в одну ночь не могло остаться без последствий. Если квартира Вербицкого еще не под наблюдением советской контрразведки, то будет. Ведь после нападения, как сказал Вербицкий, к нему наведывались „Быча“ и его компания. Значит, если участники нападения известны органам, то...». В это время он подошел к табачному киоску. Окинув взглядом витрину, протянул деньги:

— «Приму». — Он любил крепкие сигареты.