Прыжок в легенду. О чем звенели рельсы
Шрифт:
Так мы стали с Александером «приятелями». Я в то время занимался коммерцией, и «дружба» с агентом гестапо только помогала в моих торговых делах.
Валя Довгер и в самом деле очень понравилась Леону. После первого вечера он начал почти ежедневно заходить к ней, носил подарки, встречал ее после работы и провожал домой. Он был настолько надоедливым в своем ухаживании, что не раз становился нам помехой, когда надо было выполнять очередное задание.
Правда, у Леона Метуся был серьезный соперник — обер-лейтенант Пауль Зиберт.
— Ну и привел ты этого дьявола, назойливый, как оса, и палкой не прогонишь.
Безусловно, можно было положить конец ухаживаниям Метуся, но мы не хотели терять его и Александера как источник разнообразной, иногда даже очень важной информации. Ведь это они, разумеется «под большим секретом», предупреждали нас об операциях против партизан, об облавах в городе, об аресте советских патриотов, о приезде «высоких гостей»… Поэтому Николай Иванович держал этих двух «приятелей» под своим влиянием, расхваливал их за преданность немцам, за расторопность и «героизм».
Однажды, выслушав похвальбу Метуся об успехах на службе, Пауль Зиберт пообещал пойти к его шефу и замолвить за него словечко. Гестаповец едва не прыгнул от радости.
— Герр обер-лейтенант! Я вам всю жизнь буду благодарен. Сделайте это, пожалуйста. А то моего коллегу Александера шеф очень любит: он ему платит больше и на обед к себе приглашает. А на меня часто кричит, дескать, в голове у меня только девчонки. Это Александер, вероятно, наговорил шефу про меня. Если бы вы замолвили словечко…
— При первой же возможности я это обязательно сделаю, пан Метусь, — обещал Николай Иванович.
— Вы хоть позвоните по телефону, — просил предатель.
Это обстоятельство еще больше привязало Метуся к Кузнецову. Леон все чаще стал приглашать его на обеды, пробовал даже делать подарки, о своей работе в гестапо рассказывал со всеми подробностями и уже не «под секретом», а делился с Кузнецовым, словно тот был его шефом: спрашивал совета. Пауль Зиберт позволил даже Леону в разговоре перейти на «ты».
Как-то гестаповец предложил Кузнецову посетить его знакомых и снова начал хвастаться:
— Эх, Пауль, если бы ты знал, какая у меня есть красавица! Что говорить — люкс!
— А почему же ты не женишься? — спросил Кузнецов.
— На такой стоит жениться, но она очень уж переборчивая. Я сначала пробовал ухаживать. Вижу — не получается, я и оставил ее, чтобы даром время не тратить. Хочешь, я тебя с ней познакомлю?
Но Николай Иванович никогда не спешил отвечать на подобные предложения.
Как-то мы сидели у Ивана Приходько: Николай Иванович, Коля Струтинский, Михаил Шевчук
— Сегодня у меня свидание с красивой полькой, о которой мне уже порядком надоело слушать от этого презренного немецкого холуя. Пойду. Возможно, остановлюсь у нее на квартире.
— Смотри не женись преждевременно, — пошутил Шевчук. — А то что-то чересчур хвалят ее эти гестаповцы.
— А если состоится свадьба, — добавил я, — то не забудь пригласить и нас.
— Ты, Николай Иванович, оставь нам на всякий случай ее адрес, — посоветовал Струтинский. — А то чем черт не шутит?
— Что же, ты прав, — ответил Кузнецов. — Запиши: Легионов, пятнадцать. Зовут — Леля. Фамилии не знаю.
— Легионов, пятнадцать? Леля? — удивленно переспросил я Николая Ивановича.
— Да, Легионов, пятнадцать, Леля, — подтвердил он.
— Так это же Лидия Ивановна Лисовская! — воскликнул я. — Кроме нее, в этом доме никого нет. Интересно! А я сегодня должен был к ней зайти.
Николай Иванович задумался.
— Тут что-то не так. Я давно говорил, что Лидия Ивановна — любопытная птичка. Гестаповцы о ней чудесно отзываются. И не только Метусь мне об этом говорил. Ну и ну! В один и тот же вечер приглашает к себе партизана и немецкого офицера. Не кажется ли вам это странным, ребята?
— Даже очень, — ответил я.
— Интересно, как же она сегодня будет вести себя с тобой, — продолжал Кузнецов. — Я останусь у нее ночевать. Это уже решено.
— И я в том доме буду ночевать.
— Не готовит ли она нам ловушку? Конечно, не мне, а тебе. Я для нее — Пауль Зиберт, обер-лейтенант из штаба Кицингера. А ты… Ровно в восемь вечера она будет ждать меня. Что же делать?
Посоветовавшись, мы решили: нужно идти обоим и доводить дело до конца, кем бы Лисовская ни оказалась.
В половине девятого я постучал в дверь дома № 15 по улице Легионов. Открыла Лена.
— Тсс, — прошептала она. — Проходите в эту комнату. Сестра просила, чтобы вы подождали.
Из-за двери, что вела в комнату Лисовской, слышался спокойный голос Николая Ивановича и веселый смех Лидии Ивановны. Минут через пять она вбежала ко мне в комнату, поздоровалась и тихо предупредила:
— Прошу извинить, у меня сейчас важный фриц из штаба Кицингера. Кажется, клюет. Я его быстренько вытурю, и тогда обо всем поговорим. А пока посмотрите альбом…
Внезапно открылась дверь, и за спиной Лисовской появился Николай Иванович.
— Кто это к вам, фрау Лисовская, так поздно? Не партизан ли, случайно? — сурово спросил он хозяйку.
Она довольно энергично ответила:
— Ну что вы, герр обер-лейтенант!! Это — мой кузен. Приехал в гости из Костополя.
Кузнецов холодно, почти злобно взглянул на меня. Его лицо в этот момент показалось мне ледяным, никаких признаков человечности в нем не осталось.