Прыжок в легенду. О чем звенели рельсы
Шрифт:
— Хорошо, Валюшка. Все понятно. Завтра попытаемся проводить на обед президента мы с Колей. Пожелай нам ни пуха ни пера. До свидания!
— До свидания, друзья. Желаю удачи. Не забудьте же: вдвоем, желтая папка, четырнадцать тридцать, по Шлесштрассе.
Николай Иванович повторил последние слова Вали, но с небольшой поправкой:
— Вдвоем, желтая папка, четырнадцать двадцать пять.
На следующий день, сидя на квартире Марии Левицкой, я с нетерпением ожидал наступления часа, когда смогу выйти в город, чтобы узнать новости. «Удастся ли нашим товарищам
Мария Титовна, возвратясь из города, сообщила, что видела серый «оппель» с Кузнецовым и Струтинским. Разъезжают по центральным улицам города. Ее словно не узнали, даже не ответили на приветствие.
— Вот прогоним швабов, — говорила она, — соберемся все вместе отпраздновать победу, я тогда припомню, какие вы джентльмены. Даже на приветствие женщины не хотите ответить.
— Ты уж извини, Мария, — успокоил я. — Если Николай Иванович сегодня не ответил на твое приветствие, значит, у него были на то причины.
Она вопросительно взглянула на меня, но, поняв, что я больше ничего не скажу, перевела разговор на другое.
Около двух часов дня я предложил:
— Давай пройдемся по городу. Может, еще раз встретим Николая Ивановича.
— С удовольствием. А относительно того, что он не поздоровался, вы ему ничего не говорите.
Несколько минут спустя мы уже прогуливались неподалеку от места, где Кузнецов и Струтинский должны были встретиться с Даргелем. Не успели мы подойти к Шлесштрассе, как услышали два выстрела. Мария вздрогнула:
— Что это?
— Успокойся, так должно быть, — сквозь зубы процедил я.
— Значит… — произнесла она и вопросительно взглянула мне в глаза.
В тот же момент где-то вблизи пронзительно завыла сирена и на сумасшедшей скорости пронеслись несколько машин с полицаями.
— Пошли домой, — сказала Левицкая. — Сирены воют… Тут что-то неладно.
— Раз воют, значит, все в порядке, — ответил я. — А возвратиться нам и правда лучше.
Выстрелы на Шлесштрассе вызвали в Ровно страшную панику. Гестаповцы, жандармы, шуцполицаи шныряли по городу, задерживали «подозрительных», останавливали и проверяли все легковые машины. С молниеносной быстротой по городу разнеслись слухи, что неизвестный немецкий офицер подъехал на автомобиле на Шлесштрассе, когда из рейхскомиссариата вышел генерал со своим адъютантом, метким выстрелом из пистолета убил обоих и скрылся в неизвестном направлении.
Слухи начали обрастать фантастическими предположениями и догадками.
«Немецкий офицер убил генерала за то, что тот понизил его в звании», — говорили одни. «Он был родственником генерала, даже очень близким, и надеялся получить большое наследство», — предполагали другие. Но наибольшее распространение получила версия, будто генерал стал жертвой любовной истории. Непонятным осталось только то, почему был убит генеральский адъютант.
Мария Левицкая, догадываясь, что мне были известны причины убийства, все же не решалась расспрашивать и, делая вид, что верит последней версии, все же
— Нечему удивляться, — сказал я, — убили гада и его холуя. Меня удивляет другое: мы услышали выстрелы на пятнадцать минут раньше предвиденного. Николай Иванович сказал: в четырнадцать двадцать пять. Когда раздался выстрел, я взглянул на часы. Было четырнадцать десять. Я подумал, что мои часы отстают, проверил — нет, идут верно.
— Так этот офицер — Николай Иванович! — воскликнула Мария. — Струтинский был с ним?
Я утвердительно кивнул головой.
— Теперь я понимаю, почему они со мной не поздоровались. А кого они должны были прикончить?
— Заместителя Коха — Пауля Даргеля.
— Это того, который выступал на параде?
— Того самого!
— Так ему и надо! А Николай Иванович молодец! Где он сейчас?
— Должен был поехать в отряд.
— А когда сюда возвратится?
— Если все будет благополучно, скоро.
— На этой же машине?
— Да.
— Но это же опасно!
— Ничего, они успеют ее перекрасить и даже номера другие повесят.
Мария была в восторге от смелого поступка Кузнецова и засыпала меня вопросами, на которые я не успевал отвечать. Однако все это время меня беспокоила мысль: почему покушение совершилось на пятнадцать минут раньше назначенного времени?
Сосед Левицкой — Юзек Гамонь, возвратясь с работы, сообщил, что убиты министр финансов доктор Геель и его помощник. На месте происшествия нашли документы какого-то украинского националиста, прибывшего из Германии, исполнявшего поручения самого Бандеры. На улицах задерживают всех украинцев, и даже полицаев, на которых падает подозрение. То же повторил и муж Марии — Феликс. Эти сообщения встревожили меня. Николай Иванович ошибся и вместо Даргеля уничтожил Гееля. А сегодня в Москву отправят сообщение, что убит Даргель. Неправильная информация грозит многими недоразумениями, а возможно, и неприятностями для Кузнецова. Я вспомнил, как он накануне просил меня:
— Ты, Николай, постарайся поточнее узнать, как будут оккупанты реагировать на убийство наместника Геббельса на Украине. И обязательно достань газету с некрологом.
А тут — ошибка, о которой нужно немедленно сообщить и отряд. Я собрался уходить.
— Куда ты сейчас пойдешь? — всполошилась Мария. — Ты же слыхал, что у Феликса дважды проверяли документы.
— Ну и что же? Они ищут подозрительных лиц из украинского националистического центра, а я — Ян Богинский, чистокровный католик, уроженец Костополя.
— А разве обязательно надо идти?
— Да. Произошла ошибка. Вместо Даргеля убит министр финансов Геель. Об этом необходимо немедленно сообщить в отряд. Попробую разыскать Мишу Шевчука, посоветуюсь с ним.
— Тогда и я пойду с тобой. Хоть проведу через центр. Так будет безопаснее.
— Благодарю, не беспокойся.
Но в таких случаях Левицкую трудно было уговорить. Мы вышли с ней на улицу, и она, взяв меня под руку, принялась по-польски весело тараторить мне на ухо. Встречным казалось, что идет пара влюбленных, и лишь один патрульный, стоявший у железнодорожного переезда, остановил нас и строго потребовал предъявить документы.