Псайкер. Путь изгоя

Клайн Илларио

Марианна сильно изменилась с тех пор. Стала ещё реже шутить, улыбаться. Постоянно ходила со столь суровым лицом, словно намерена идти прямо в битву. Даже с Руксусом она пыталась реже пересекаться взглядами, что говорить об остальных.

Тела псайкеров, погибших при обучении, сжигали в крематории в подвалах школы, но учеников туда никогда не впускали, справедливо считая, что подобные сцены негативно скажутся на их психике. Марианна и Руксус были готовы умолять о возможности дать им проститься с Сарой, но правила в школе соблюдались неукоснительно – даже там, где учителя или даже верховная настоятельница были готовы пойти на встречу, встревала вездесущая

Церковь, старательно дрессирующая псайкеров с малых лет. «Они обязаны повиноваться», твердил Весконти. «Чем сильнее мы ограничим их действия, тем раньше они поймут, что являются не более чем живым оружием, от которого ждут только неукоснительное исполнение приказов. Им самим будет лучше, если до них как можно раньше дойдет, что все они не более чем нечестивые мутанты, живущие лишь по нашей милости. Позаботьтесь об этом, верховная настоятельница, хотя бы ради их же блага».

Руксусу было очень больно от осознания того, что после гибели учеников…ничего не происходило. В далеком детстве, когда он ещё едва-едва научился внятно говорить, ему представился случай посетить похороны дедушки со стороны матери. Мальчик чётко тогда помнил, что после деда осталась хотя бы могила, которую они по возможности посещали. А что осталось после Сары, кроме воспоминаний? Каждый ученик школы Астра Телепатика словно растворялся в пустоте, оставшуюся одежду, если та была – и ту изымали. Наставники старались делать вид, будто ничего не произошло, а ученикам только и оставалось, что скорбеть.

В комнате висела звенящая тишина.

Альберт, не зная чем себя занять, изредка бесшумно ёрзал на кровати, Каме в новой коляске задумчиво смотрел в окно, где уже садилось солнце, а Руксус читал книгу об истории их сектора, иногда поглядывая на друзей. Особенно его тревожила Марианна, скованными движениями поглаживающая Одноглазика. После гибели хозяйки котёнок словно почувствовал, кто в каком-то смысле занял её место, знал о невыносимой боли Марианны. Девочка гладила его по голове, мягкому животу, но глаза её, застывшие и безжизненные, смотрели будто в вечную пустоту. Она уже давно не плакала, но друзья практически перестали слышать её смех, а когда она растягивала губы в улыбке, эмоция казалась максимально вымученной, притворной.

Руксус не выдержал, убрал книгу в сторону и смело подсел к Марианне. Каме и Альберт удивленно посмотрели на него, ведь никто не смел к ней подходить с момента гибели Сары.

Руксус хоть и хотел помочь близкой подруге, но оказавшись рядом, смотря на неё сгорбленную спину, он понял, что поступил глупо, и вспомнил, почему Марианну никто не трогал. Любое утешение тут бесполезно, слова – лишь ветер. Ничто Сару уже не вернёт.

–Я всё пытаюсь понять, почему это произошло, – прозвучал бесцветный голос. К Руксусу она не повернулась. – Почему с Сарой. Она ведь этого не заслуживала.

У мальчика не было ответа на этот вопрос. Остальные внимательно слушали их разговор, но ничего пока не говорили.

–Я…я в отчаянии, Руксус. Ты и верховная настоятельница говорите, что защитите нас, но, похоже, это тоже неправда. Не хочу сказать, что вы лжёте, но…все мы всего лишь люди, и хотим взять на себя больше, чем действительно можем. Хотя чего это я…Мы ведь для них совсем не люди…

Она уткнула лицо в колени. Руксус подсел поближе, приобнял.

–Мы все искренне хотим защитить тех, кого любим и кем дорожим, даже когда нам на это не хватает сил. Я и госпожа Валерика…мы не можем быть везде и всюду…

–В том и дело, – прервала его Марианна, – мы живём в клетке, Руксус. В рабстве, из которого выход лишь один – смерть. Неужели у нас совсем нет права на нормальную, полноценную жизнь? Ни одного шанса? Где мы согрешили,

в чём провинились? В том, что просто родились такими?

Она снова заплакала, и в этот раз у Руксуса тем более не нашлось слов. Он отвернулся.

–Я не знаю, Марианна. Просто не знаю. И вряд ли могу знать. Но одно могу сказать уверенно: я не хочу умирать в клетке.

–Ты уже не первый раз это говоришь, и честно говоря, сейчас это звучит как бахвальство, уж не обессудь, Руксус.

–Я и не обижаюсь, – пожал плечами мальчик. – Пока что я действительно могу лишь подчиняться, но ведь мне сейчас всего шесть. Это временно.

–И что же ты намерен делать в будущем? – внезапно подал голос Каме. – Уж не пустится ли в бега, а, Руксус? Жизнь загнанного зверя разве лучше рабства?

Мальчик отрицательно покачал головой.

–Я ещё не знаю, Каме, но у меня есть время подумать. К тому же да, я в любом случае буду считать, что любая жизнь будет лучше, потому что то, что нас ждёт – это и не жизнь вовсе. Все эти люди, – он провел рукой по воздуху там, где находится Кардена, – боятся нас, ненавидят, презирают и хотят нашей смерти. Мы для них живой инструмент, которому было бы неплохо послужить, прежде чем бесславно умереть. И мы чувствуем их отношение к нам, что терзает душу даже ещё сильнее. Для меня, Каме, это совершенно невыносимо, и пусть пока что нет никакого выхода, терпеть это я тоже не намерен.

Марианна повернулась, посмотрела на него. Руксус не понял её взгляда, но ему показалось, что в нём теплилась надежда.

–Никак героем себя до сих пор мнишь, – произнесла Марианна без сарказма.

–Нет, скорее тем, кто просто хочет выжить, и при этом помочь выжить остальным.

Они крепко обнялись; Руксус почувствовал, как у неё бьется сердце, даже сквозь робу. Альберт смотрел на них, скромно улыбаясь, а во взгляде Каме царило неодобрение, острое, словно нож.

Скорбь по Саре обещала никогда не пройти, и все же она постепенно сглаживалась. Друзья вновь начали тепло общаться между собой, хотя Руксус и Каме замечали, как иногда Марианна, смеясь, опускала взгляд и смотрела в сторону, будто всё еще надеясь увидеть рядом сестру. «Иногда она думает, что её смех – это предательство в адрес Сары, хоть это и неправда», подумал однажды Каме. «Сара хотела бы, чтобы мы жили дальше, и как и раньше, вместе преодолевали все трудности. Как маленькая, дружная семья».

Через пять месяцев у них произошло пополнение: четырёхлетний мальчик по имени Горацио. Маленький, забитый, он явно не знал, чего стоит ждать и думал, что другие дети его изобьют, или сделают что похуже. Альберт развеял эту иллюзию, весело рассмеявшись и обняв Горацио.

–Заходи, дружище. Нашим новеньким будешь. Выбирай любую кровать, какую только захочешь…

Верховная настоятельница школы Астра Телепатика из города Кардена, что стоит на берегу Беспокойного Моря, чувствовала себя странно в этих монолитных тёмно-серых стенах, украшенных золотом. «Давно меня здесь не было», подумала Валерика. «Достаточно давно, чтобы многое забыть».

Проходившие по мрачным коридорам слуги больше походили на безликие тени. Их притворная вежливость не могла обмануть Валерику. Прислуживать псайкерам шли наиболее отчаянные, и, улыбаясь своим хозяевам, они едва могли скрыть своё презрение и страх. Церковь безупречно влияла на свою неисчислимую паству.

У массивных дверей стоял средних лет мужчина, немногим старше Валерики, с аккуратной каштановой бородой и зелеными, блеклыми глазами. При виде гостьи, едва слышно ступающей по коридору, он улыбнулся.