Псайкер. Путь изгоя

Клайн Илларио

–Да, я читала о вашем во истину уникальным отношением к детям-псайкерам. Однако не мне вам напоминать об устоях Империума, на которых он держится уже тысячи лет. На всё милость Владыки. Однако могу вас заверить, что сама заинтересована в том, чтобы школа выпускала как можно больше учеников. Вокруг наших границ смыкаются враги, верховная настоятельница. Война уже стучится в наши двери. Боюсь, для нашего сектора пришли последние мирные годы, если не месяцы.

–Так, о чем

же ты хотел поговорить?

Они сидели во внутреннем дворе школы. Стоял достаточно приятный, теплый денёк, без туч и прохладного ветра. Каме остановил свою коляску правее скамьи, на которую уселся Руксус. Над их головами приятно шелестела листва, сквозь которую едва пробивались солнечные лучи.

–Буду честен, Руксус: о том, что ты пудришь Марианне и остальным мозги. Они ведь верят тебе, а ты льёшь яд лжи им в уши.

Каме смотрел очень серьёзно, если не сердито. Руксус очень редко видел своего обычно спокойного, отзывчивого брата таким.

–О какой лжи идёт речь?

–Ты сам должен понимать.

Руксус покачал головой, что рассердило Каме ещё больше.

–Я о мнимой свободе, которую ты обещаешь остальным! Неужели ты ещё не понял, наивный глупец, что это всё это лишь твои детские мечты?! Мы родились в этой клетке, Руксус, и в ней же и умрём, хочешь ты этого, или нет. Уж за всё время, проведенное здесь, ты должен был осознать, насколько бессмысленны твои слова, сколь наивна твоя мнимая борьба. Мы всегда будем их игрушками, брат, что бы ты там ни говорил и как ни корчил из себя героя.

Руксус вновь покачал головой. Насколько сердит был Каме, такое же спокойствие демонстрировал юный Вилморт.

Действительно, прошло уже почти два года. На Сиене всё так же спокойно, как было всегда на его памяти, жизнь шла своим чередом. День ото дня он учился контролю над своей огромной силой, достигая в этом деле определённых успехов.

С появлением исповедницы Анны Горан в стенах школы жизнь для простых учеников стала проще, ибо Стражи Веры перестали быть такими агрессивными и заносчивыми, став действительно лишь охраной, но пленниками молодые псайкеры от этого быть не перестали.

Медленно шли целые месяцы. К жизни заключённого, всеми презираемого и ненавидимого псайкера-мутанта Руксус привык, но не смирился. Частенько он садился возле окна по вечерам, когда дневные занятия уже заканчивались и яркое солнце Сионы клонилось к горизонту, – и смотрел на Кардену далеко внизу. Тропу, ведущую к школе, давным-давно отремонтировали, однако ученикам спуск по ней был заказан. По несколько часов мальчик мог неотрывно смотреть на неё, как изредка проезжают по её поверхности «Носороги» или простые грузовые машины, везущие в школу новых псайкеров или провизию.

Иногда к нему присоединялась Марианна.

–О чем думаешь? – заботливо спрашивала она тогда.

Мальчик невольно отворачивался от окна.

–О свободе.

–Как-то…расплывчато звучит, если честно.

–Знаю. – Его взгляд вновь обращался к городу. – Я думаю о том…что

очень быстро забыл, что это такое. Вкус свободы перебила горечь рабства. Я осознаю, что мечтаю о том, о чём уже не имею ни малейшего представления. Это так странно.

Когда наступали дни редких праздников (чаще всего религиозных, разумеется), Кардена особенно шумела жизнью, и радостное эхо от празднеств, льющихся по городу, эхом поднималось к холмам, словно немым напоминанием псайкерам о том, что их не считают людьми. У них нет права спустится вниз и радоваться праздникам наравне с остальными. Тогда Руксус думал, что там сейчас ходят его мама и младший брат. Интересно, думают ли о нём, вспоминают?

Изредка, примерно раз в четыре месяца они приходили к нему, но диалог у них не строился, получался достаточно мрачным, почти вымученным. Руксус видел, как маму раздирают внутренние противоречия, но он был не в силах их развеять. Да и нужно ли это, на самом деле? Мальчик был благодарен за то, что она сохранила в себе любовь к нему, и хотя бы навещает его – подобной радости была лишена большая часть обучающихся псайкеров. Велмин относился к старшему брату чуть лояльнее, и продолжал всей душой сочувствовать его нелёгкой судьбе.

–Ты как, братец? – спросил он однажды, когда мать отлучилась в уборную.

–Как видишь, Велмин, – Руксус пожал плечами, чуть улыбнувшись. – Немного свыкся. Знаешь, в последнее время стало даже чуть легче, – он едва заметно кивнул в сторону стоявших рядом Стражей. – Но к местной кормёжке и мыслям о грядущем будущем привыкнуть невозможно, буду честен.

Руксусу претила мысль жаловаться брату, казаться слабым в его глазах, поэтому он вовремя замолчал, но Велмин сам всё понял. Он протянул смуглую ладошку сквозь решётку, которую старший тут же схватил. Страж, разумеется увидевший это, решил промолчать, но мальчик чувствовал на своём затылке его острый, недовольный взгляд.

–После потери папы нам стало куда тяжелее, – почти прошептал Велмин, – но это никогда не сравнится с тем, что обрушилось на тебя, братец. Знаешь, маме тяжело, и она немного корит и тебя в том, что случилось, но…

–Я знаю, братишка, ни слова больше. Не надо. Коль я оказался презренным мутантом, маму теперь бережёшь ты, понял? Будь сильным. Ты моя родная кровь, и я в тебе уверен. Ты справишься, Велмин.

Несмотря на слова брата, младший едва не плакал, ещё крепче вцепившись в теплую ладонь Руксуса.

–Я…я не знаю, что сказать, брат, но хочу, чтобы ты знал: мы с мамой всегда будем любить тебя.

–Знаю. Именно это и придаёт мне сил, Велмин. Вспоминая вас, я чувствую себя увереннее. Но тебе следует уяснить кое-что, – он сурово посмотрел прямо в глаза младшему брату, – я псайкер, и вернутся к вам у меня не получится, как бы я того не хотел.

Велмин опустил взгляд, едва борясь с волнением. Через минуту вернулась мама.

Всё это пронеслось в голове Руксуса, и он поднял спокойный, решительный взгляд на Каме.