Пшеничное зерно. Распятый дьявол

Тхионго Нгуги Ва

Здесь, в Нгаиндейтхии — или, по-новому, в Нжеруке, — Гатуирия и Вариинга проведут остаток дня и ночь.

2

Суббота, около пяти вечера. Отца Вариинги нет дома, ее дочь Вамбуи тоже отлучилась — ушла погулять с другими детьми. Гостей встречает мать Вариинги.

Молодые люди объявляют ей о своем решении пожениться. Мать Вариинги смущенно покашливает. Ей уже немало лет, но она из тех, кого годы не старят. Платье в черных и белых цветах слегка полиняло, но сидит на ней ладно. Она готова благословить жениха и невесту, но задает

один вопрос, всего лишь один:

— Хочу кое о чем спросить тебя, Вариинга, в присутствии этого молодого человека. Пускай и он услышит твой ответ. Ты сказала ему, что у тебя почти взрослая дочь? Ей бы, по старым обычаям, уже впору проходить обряд посвящения.

— Это мою маленькую Вамбуи ты называешь взрослой? — смеется Вариинга. — Я ни от кого не скрываю, что она у меня есть, и Гатуирия тоже о ней знает. Он ее видел, когда был здесь в прошлый раз — два года назад, во время конкурса в пещере. Они, кстати, очень похожи, никто и не догадается, что они не родные. Тебе не кажется, мама, что они как близнецы? Только Гатуирия по сравнению с ней старик!

— Ты права, — соглашается мать Вариинги. — Они действительно похожи.

— Подумаешь, родные, не родные! — Гатуирия явно расстроился. — Похожи, не похожи — разве в этом дело? Ребенок есть ребенок. Мы все из одного чрева — чрева Кении! Пролитая за свободу кровь смыла различия между родами, кланами, народностями. Сегодня нет ни луо, ни кикуйю, ни камба, ни гириама, ни лухайя, ни масаи, ни меру, ни календжин, ни туркана. Мы все дети одной матери. Наша мать — Кения!

— Верно сказано, молодой человек! — кивает пожилая женщина. — Да поможет тебе бог, пусть твои поля всегда плодоносят. Сегодня матери готовы выбросить своих детей на помойку, лишь бы ухажеров не отпугнуть.

— Я сама в свое время чуть руки на себя не наложила, — говорит Вариинга, — и все потому, что Богатый Старец от меня отвернулся. Даже не верится! Бросаться под поезд из-за тех ничтожеств, что держат Мутури и его товарищей за решеткой.

— Только безумец сосет грудь мертвой матери, — говорит пожилая женщина. — Молодо-зелено!

— Не надо об этом! — Гатуирия не хочет, чтобы Вариинга вспоминала свои мытарства. — Незачем ворошить прошлое. Что было, то было…

— Я давно уже не горюю о том, что потеряла, — усмехается Вариинга. — Если бы я вышла замуж за Вайгоко с волосатой грудью, не видать мне такого молодца, как ты. Впрочем, у нынешних Вайгоко хватает денег на то, чтобы прикрыть ими грудь. Деньги нынче заменяют молодость.

— Но деньги не заменят жизни, — говорит мать Вариинги. — Старик или юноша, разве в этом дело? Счастье человека в его делах на этой земле. Вариинга, показала бы Гатуирии Илморог, а я пока приготовлю ужин. Когда придете, отец уже будет дома — расскажете ему о своих планах.

— Спасибо, мать. — Гатуирия встает со скамьи. — Я с тех самых пор Илморога не видел.

3

И снова Вариинга и Гатуирия направляются в сторону Золотых Холмов. Воздух прохладен и свеж. Вечереет. Трава в илморогском парке мягкая, зеленая. Густые и раскидистые кроны деревьев напоминают

раскрытые зонты.

Гатуирия останавливает "тойоту" на обочине, им хочется походить по траве среди деревьев. Они взбираются на гребень холма, любуются лежащей внизу долиной, пшеничными и ячменными полями, принадлежащими пивоваренной компании "Тхенгета".

Вот оно, счастье: молодая кровь струится по долинам любви. Вариинга и Гатуирия стоят рядом, касаясь друг друга плечами, устремив взгляд на долину и горы на горизонте.

— Я всегда радуюсь, когда слышу те твои слова, которые ты сказал дома, — начинает Вариинга.

— А что я сказал? — спрашивает Гатуирия. — Всего уж и не упомню.

— Что нет ничего постыдного, когда девушка ждет ребенка. Что внебрачный младенец не прокаженный.

— Я просил тебя не возвращаться к прошлому. Будем счастливы сегодняшним днем и завтрашпим. Еще один рубеж преодолен: твоя мать нас благословила. Так радостно на сердце. Я счастливый человек: сочинил музыку, о которой долгие годы мечтал. А теперь мне достался особый приз — самая прекрасная девушка в мире!

— Ты как те воры из пещеры — так же хвастаешься своими "достижениями", — смеется Вариинга. — Подождал бы лучше, когда другие тебя похвалят.

— Но ведь это правда. Я готов петь от счастья. Одного только не хватает, чтобы моя радость прорвала плотины и вышла из берегов. Отгадай — чего?

— Не могу я прочесть письмо, запечатанное в конверте твоего сердца, — говорит Вариинга, а сама едва сдерживает смех: так же витиевато выражался босс Кихара. — Скажи же, чего тебе недостает, тогда я успею отскочить в сторону, чтобы меня не унес все сметающий поток твоей радости.

— Мне не хватает благословения моих родителей, отвечает Гатуирия. — Завтра в Накуру…

— А на кого из них ты похож?

Раньше Вариинга не спрашивала Гатуирию об этом. Он не знает, что ответить. В глубине души Гатуирия всегда стыдился родителей за их раболепие перед западной модой. Европа — вот их бог. Гатуирия не знает, как они завтра встретят Вариингу, как отнесутся к тому, что у нее ребенок от другого. Но одно он знает наверняка: как бы они ее ни приняли, Вариинга его суженая, избранница, невеста. Кроме того, неизвестно, как сама она отнесется к его родителям. Раскусит их и станет презирать. Она и к нему может перемениться, узнав, что в его отчем доме царят порядки, которые они оба много раз осуждали. Вот почему Гатуирия так и не показал Вариинге приглашение, которое его родители разослали знакомым.

При мысли об этой злосчастной открытке Гатуирия едва не плачет от стыда.

— Ты что, забыл, как выглядят твои родители? Отмалчиваешься, на вопрос не отвечаешь, — теребит его Вариинга.

— Зажмурься, — с наигранной веселостью говорит Гатуирия, — а завтра, в два часа пополудни, откроешь глаза и увидишь родителей Гатуирии. Тогда и решай, в кого я такой уродился.

Его рука обвивает талию Вариинги, она кладет голову ему на плечо.

— Завтра… скорее бы оно настало! — вздыхает Вариинга мечтательно. — Подымемся на заре, как ранние птички…