Псих. Дилогия
Шрифт:
И ещё здесь высились горы. Собственно, вся населённая территория Варвура - единственный материк, вытянувшийся изогнутым языком вдоль экватора - карабкалась ввысь, лезла кручами в поднебесье, обрываясь скалистыми уступами в глубокие тенистые ущелья, снова карабкаясь, снова обрываясь. Словно планета когда-то наморщила лоб, глубоко задумавшись над вселенскими проблемами - да так и осталась в задумчивости, в безвременье, не даря вниманием завёдшихся на поверхности букашек, копошащихся и суетящихся в соответствии с собственными представлениями о важном или незначительном.
Итак, были
Ирзаи хорошо прятали свои установки. Естественно, пуск ракеты можно было засечь локацией - хоть с орбиты, хоть с земли. Определить место. А там - гора. И чтобы добраться до замаскированной в какой-нибудь дыре батареи, нужно эту гору снести почти до основания. Да и то не факт, что доберёшься. А если сверху ещё и мирная деревенька прилепилась, а то и несколько?
Потерь среди "мирного населения" командиры наши боялись едва ли не больше, чем среди личного состава. Оно и правильно. За что по шапке сильней получаешь, того и боишься. Но местность диктовала свои законы; наземные операции выходили неоправданно кровавыми и малоэффективными.
"Утиную охоту", как мне сказали старожилы, придумал Мосин. Он и штрафников предложил на эту работу. Всех устроившее решение. А удастся нам переломить ситуацию - быть Мосину генералом. Не иначе.
Летали мы чаще тройками - одна "утка" и пара "охотников". Иногда, на особо заковыристые точки, ходили усиленным составом. Суть была проста: открыто, над вершинами летящую "утку" - обычно лёгкий истребитель, вроде "Стрижа" или "Беркута" - выцеливал ирзайский наводчик, пускал ракету или серию. Ирзаи на боеприпасах не экономили. "Охотники" крались за "уткой" следом, но выше хребтов не поднимались, жались к горам и ущельям, укрываясь от локации. Они засекали пуск - и приборами с большей степенью достоверности, а если повезёт, то и визуально - и тут же всаживали боезапас в засвеченную шахту. "Охотники" чаще выступали на тяжёлых, хорошо вооружённых истребителях, а порой и на штурмовиках.
"Утке" оставалось либо уворачиваться, либо пытаться сбить ракеты. Вероятность того или другого зависела от того, чем именно в тебя запулили. От того, насколько рано ты заметил старт и опознал снаряд. От удачи. От хладнокровия и скорости принятия решения. И все равно существовали варианты, которые вероятностей не оставляли.
И не то чтобы роль "охотника" была намного безопасней. Его могли засечь наблюдатели, и тогда именно он становился мишенью. Могли сбить на подлёте из ручных ракетниц - маломощных, но на коротком расстоянии очень даже эффективных. Наконец, если с первого залпа не удавалось накрыть установку, она могла ответить на удар - и отвечала. Но "охотник" все же был активным участником событий. Бойцом. А вот изображать из себя беспомощную, по сути, мишень оказалось противно и очень нервно.
Перед
– Ты не хмурься, паря. Новички завсегда поначалу в "утках" ходят. Десяток вылетов сделаешь, уцелеешь - попадёшь в "охотники". Здешние все по десятку имеют уже. Так что всё справедливо.
– Я знаю.
– У "охотника" задача поответственней будет. Ты представь - вот засадил ирза ракету, а охотник облажался. Выходит - весь вылет псу под хвост. И "утка" зря погибла, и сам накрылся. И всё - без пользы.
– Я понимаю.
– А понимаешь, - пробурчал полнощёкий механик, - так и убери с лица это похоронное выражение. Вон сколько парней летали, и выжили, и ничего.
Я не стал спрашивать его, какой процент от количества штрафников составили эти выжившие.
А когда меня трясло после вылета, и я никак не мог унять дрожь, этот же механик поднёс мне сто грамм спирта, полученного им для технических нужд.
Хлопнув спирт и подышав раскрытым ртом, чтобы охладить обожжённую гортань, я поинтересовался:
– Если по мне не стреляли, вылет засчитывается?
Техник хмыкнул, хлопнул меня по плечу.
– Мы с тобой сработаемся, паря, - заверил он.
– Засчитывается, не бойсь.
И добавил:
– Спать теперь иди. Щас развезёт с непривычки.
Он оказался прав.
А небо Варвура было жёлтым. Пыльно-жёлтым, как выгоревшая после засухи степь. Иногда мне мерещился в нем багровый отсвет. Может быть, только мерещился. Как сказал бы мой механик, с непривычки.
***
– Седьмой, Седьмой, я Первый. Снизьте скорость, горизонт сто сорок, курс семь-ноль-ноль. Докладывайте о "муравьях".
– Вас понял, Первый. Выполняю.
Сто сорок - это совсем плохо. Это - едва не оглаживая брюхом верхушки гор. Если запулят снизу - времени ни на что не останется. Как раз тех мгновений, необходимых ракете, чтобы пролететь лишние пятьдесят-шестьдесят фаров, может и не хватить.
Я ощутил сползающие на глаза капли пота и изумился. Прежде в нейродрайве реакции тела я не отслеживал.
Не вовремя. Мешает.
Из нашего пополнения сбили двоих - тоже "уток". Я говорю, конечно, о тех, что были приписаны к базе Сеген - об остальных я просто не знаю. Парней разнесли на куски "Шмелями", не затрудняясь более дорогостоящими вариантами. Им хватило, впрочем. В одном случае установка была уничтожена, в другом - полной уверенности не возникло. Разведчики докладывали потом, что в этом районе производилось какое-то перебазирование. Возможно, ирзаи сумели откопать свои ракеты.