Психикон

Муллагалеев Валерий

– А вернуться и продолжить свой путь он уже не сможет, – сказал Муллагалеев. – Разве что вы создадите для этого специальную программу для Психикона. Но это противоречит логике мифа.

– Стой! – закричал Кирилл, задирая голову.

Остальные присоединились к нему, размахивая руками, скрещивая локти. Аркадий преодолевал последнюю четверть лестницы. Он не слышал их, а бурные телодвижения мог принять за напутственные жесты.

– Кардиолог не дал никаких прогнозов, – сказал в динамике Роджер и умолк, вслушиваясь в крики. – Я что-то пропустил?

–

Аркадию нельзя приходить в себя! – сказал Кирилл, переводя дыхание. – Сердце не заработает.

– Почему?.. – спросил Роджер.

"Мифологическая логика", – чуть не сказал Кирилл, когда на ум пришло более рациональное объяснение:

– Сейчас у него дыра в груди, и если он выйдет, то бессознательно таким и останется. Нужно его остановить!

– Обесточить Психикон? – сказал директор. – Я просто выдерну из розетки…

– С ума сошел?! – заорал Кирилл. – Мы же в системе!

Он запрыгнул на лестницу. Ступени качнулись под ногами, словно гигантские кувшинки на воде. В груди все сжалось, но Кирилл побежал наверх.

– Куда? – воскликнул геймдизайнер.

Кирилл чуть не расхохотался от бессмысленности вопроса. Ну вот, симптомы истерики.

– Я его догоню, – все-таки ответил он на бегу.

Земля стремительно удалялась, а небо застыло на месте – высокое и недостижимое. Кирилл бежал, перепрыгивая через две ступеньки, согнутые в локтях руки мелькали в такт ногам, вспарывая будто загустевший воздух. Он жадно дышал ртом, игнорируя колющую боль под ребрами, а колени, казалось, вот-вот взорвутся от напряжения. Порыв ветра едва не сбросил его со ступеней.

– Если Аркадий войдет – лестница исчезнет! – донесся крик писателя.

"Значит, нужно бежать еще быстрее", – ответил Кирилл самому себе.

Глава 21. Анонс

Я поднялся к двери. Ветер свистел в ушах, дул со всех сторон, делая пространство вокруг упругим, осязаемым. С высоты великая река Нарр Уфер показала свой дальний берег, затуманенный голубоватой дымкой, но в пропасть под собой я старался не смотреть, лишь краем глаза поглядывал на плоские ступеньки, плавающие в воздухе. Я ухватился за дверную раму – наконец-то жесткая опора! – и перевел дух.

На расстоянии вытянутой руки от меня за дверью клубился пурпурно-фиолетовый туман, похожий на текучую воду, которая двигалась во всех направлениях одновременно. Вот он, последний шаг моего странного приключения, шаг домой, в свое тело и в так называемый реальный мир.

Внезапно я почувствовал растерянность и смутное подозрение, будто школьник, обнаруживший на экзамене, что дверь из класса открыта и можно просто уйти – сбросить с себя все задачи и переживания и отправиться на улицу, где солнечное утро, раннее лето, воздух дышит терпкими тополиными почками и последним цветом сирени и яблонь, птицы веселятся, а к высокому беззаботному небу поднимается гомон вышедшей на каникулы ребятни. В классе же словно натянута струна между провалом и триумфом.

Я застыл, очарованный пурпурно-фиолетовым

туманом за дверью. Обычно из путешествий возвращаются с сувенирами и гостинцами, а я? Легендарный меч, надежной тяжестью оттягивающий перевязь, с собой не взять. Я усмехнулся: ничего не добыл, зато умудрился потерять сердце. Нет уж, с этим миром я еще не закончил. Лето никуда не денется, а вот покинув поле боя, я лишу солнце и небо их глубинной сути, они перестанут быть частью чего-то большого, прекрасного и перспективного и превратятся в пустую вспышку удовольствия, словно кусочек сахара. В конце концов, зачем жить без сердца? Что бы это ни означало.

Я дотянулся до края двери, рискуя упасть, и захлопнул ее – вместе с порывом ветра дверь с грохотом впечаталась в раму, да так, что по лестнице прошла рябь.

– Слава Богу! – воскликнула в голове Розет с таким экстазом в голосе, что я опьянел.

– Ты чего? – спросил я подозрительно.

– Если бы ты сейчас сделал шаг вперед, то остался бы навсегда прикованным к постели инвалидом.

– И ты молчала?! – заорал я вслух. – Совсем спятила, да?! Экстремистка!

– Я не могу подсказывать в таких ситуациях, – ответила она. – Но я счастлива от твоего выбора! Чувствуешь?

По моему телу пробежала волна блаженства, дыхание перехватило от сладкой истомы и наслаждения, словно душа нырнула в райскую реку и выбралась на пляж из драгоценных камней под лучами божественного света. Я зажмурился, не в силах ответить.

Из оцепенения меня вырвала жесткая хватка за голенище сапога. Я не сразу узнал голос Кирилла – хриплый и запыхавшийся:

– Стой… нельзя… сердце…

Психолог распластался на парящих ступенях, словно долго бежал за мной, в последний момент споткнулся, но успел схватить за ногу.

***

Кристина сидела в парке при больничном санатории, где жили ее с Аркадием родители. После долгого разговора она уединилась под деревьями вместе с фляжкой, обклеенной глянцевыми наклейками. Жив ли еще брат?

С каменным лицом, лишенным косметики, она порылась в сумочке и достала смартфон. Экран светился, показывая, что Кира пытается дозвониться прямо сейчас. Еще один вызов вдобавок к десяткам пропущенных. Кристина отложила телефон, глотнула коньяка и уставилась в зеленую листву. Хотелось вспомнить что-то приятное, но хорошие воспоминания на контрасте с тем, что происходило сейчас, причиняли боль.

Безо всякого предварительного решения она как ни в чем не бывало ответила на звонок:

– Алло?

– Ну наконец-то! – воскликнул Кирилл.

– Как там Аркадий?

– Секундочку, сейчас поставлю на громкую связь! – сказал он и добавил в сторону: – Выкрути громкость на максимум, пожалуйста.

В динамике раздалось шуршание, а потом Кристина услышала знакомый голос. Аркадий говорил сквозь сильные помехи, скорость речи то снижалась, то ускорялась, и некоторые фрагменты слов терялись, словно сигнал много раз перекодировался с существенными потерями. Однако это был его голос с узнаваемыми интонациями.