Психология
Шрифт:
Вот всё, что я хотел сказать по поводу кажущегося сокращения времени при взгляде на прошлое. В настоя- щем время кажется короче, когда мы настолько погло-щены его содержанием, что не замечаем течения самого времени. День, занятый яркими впечатлениями, быстро проносится перед нами. Наоборот, день, преисполнен-
184
цый ожиданий и неудовлетворенных желаний перемены, покажется вечностью. Taedium, ennui, Langweile,boredom, скука — слова, для которых в каждом языке найдется соответствующее понятие. Мы начинаем ощу- щать скуку тогда, когда вследствие относительной бед- ности содержания нашего опыта внимание сосредото- чивается на самом течении времени. Мы ожидаем но- вых впечатлений, готовимся воспринять их — они не появляются, вместо них мы переживаем почти ничем не заполненный
Закройте глаза и попросите кого-нибудь сказать вам, когда пройдет одна минута: эта минута полного отсут- ствия внешних впечатлений покажется вам невероятно длинной. Она так же томительна, как первая неделя пла- вания по океану, и вы невольно удивляетесь, что чело- вечество могло переживать несравненно более длинные периоды томительного однообразия. Все дело здесь за- ключается в направлении внимания на чувство времениper se (само по себе) и в том, что внимание в данном случае воспринимает чрезвычайно тонкие подразделения времени. В подобных опытах для нас нестерпима бес- цветность впечатлений, ибо возбуждение является не- пременным условием для удовольствия, ощущение же пустого времени есть наименее возбуждающий нашу впечатлительность опыт из всех, какие мы можем иметь. По выражению Фолькмана, taedium представляет как бы протест против всего содержания настоящего.
Ощущение прошедшего времени есть настоящее. Рас- суждая о modus operandi нашего познания временных отношений, можно подумать при первом взгляде, что это простейшая вещь на свете. Явления внутреннего чув- ства сменяются в нас одно другим: они осознаются на- ми как таковые; следовательно, можно, по-видимому, сказать, что мы осознаем и их последовательность. Но такой грубый способ рассуждения не может быть наз- ван философским, ибо между последовательностью в смене состояний нашего сознания и осознанием их по- следовательности лежит такая же широкая бездна, как между всякими другими объектом и субъектом позна- ния. Последовательность ощущений сама по себе еще не есть ощущение последовательности. Если же к после- довательным ощущениям здесь присоединяется ощуще-
•185
ние их последовательности, то такой факт надо рассмат- ривать как некоторое добавочное душевное явление, требующее особого объяснения, более удовлетворитель- ного, чем приведенное выше поверхностное отожде-ствление последовательности ощущений с ее осозна- нием.
Если мы обозначим временное течение нашей мысли в виде горизонтальной линии, то мысль об этом потоке или о любом отрезке его пути — прошедшем, настоящем или будущем — может быть обозначена перпендикуля- ром, опущенным на эту линию в известной точке. Длина перпендикуляра выражает содержание или объект мЫ- сли, которым в данном случае служит время, соответ- ствующее какому-нибудь моменту во временном потоке нашей мысли.
Таким образом, в нашем сознании происходит нечто вроде перспективной проекции явлений минувшего опы- та, нечто аналогичное проекции обширных ландшафтов на экране камеры-обскуры.
Немного выше мы указали, что максимум отчетливо воспринимаемой длительности едва превышает 12 с (максимум же неясно воспринимаемой длительности, вероятно, не более 1 мин или около того), ввиду чего мы должны предположить, что этот промежуток време- ни точно отмечается при течении потока нашего созна- ния какой-нибудь тончайшей чертой в соответствующих физиологических процессах. Эта черта в физиологиче- ском механизме душевной деятельности, в чем бы она ни заключалась, является причиной того, что мы вооб- ще познаем временные отношения. Таким образом, не- посредственно воспринимаемая длительность едва ли есть нечто большее, чем «видимое воочию настоящее». Содержание настоящего постоянно меняется: явления перемещаются в нем от «заднего» к «переднему» концу, и каждое из них меняет свой временной коэффициент, начиная от «еще не» или «не совсем еще» и кончая «уже», «только что».
Тем временем «видимое воочию настоящее», непос- редственно воспринимаемая длительность остается не- подвижной, как радуга на водопаде,
186
щу читателя обратить внимание на тот факт, что вос- произведение событий в памяти, после того как оно совершенно перешло от «заднего» к «переднему» концу, есть психическое явление, резко отличающееся от со- зерцания того же события в «видимом воочию настоя- щем» как объекта непосредственного прошлого. Можно представить себе существо, совершенно лишенное вос- производящей памяти и тем не менее обладающее чув- ством времени; но последнее было бы у него ограниче-но промежутком в несколько секунд. В следующей гла- ве, принимая чувство времени за непосредственно дан- ное, мы обратимся к анализу явлений воспроизведений памяти, и в частности, к припоминанию явлений, свя- занных с временными датами.
Глава XVII!. Память
Анализ явлений памяти. Память есть знание о ми- нувшем душевном состоянии после того, как оно уже перестало непосредственно сознаваться нами, или, гово- ря точнее, она есть знание о событии или факте, о ко- тором мы в данную минуту не думали и который осоз- нается нами теперь как явление, имевшее место в на- шем прошлом. Важнейший элемент такого знания, по- видимому, оживание в сознании образа минувшего яв- ления, его копии. И многие психологи утверждают, что воспоминание о минувшем событии сводится к простому оживанию в сознании его копии. Но чем бы ни было такое оживание, оно во всяком случае не есть память;
это просто дубликат первого события, некоторое второе событие, не имеющее с первым никакой связи и только сходное с ним. Часы бьют сегодня, били вчера и могут бить еще миллион раз, пока не испортятся. Дождь льет через водосточную трубу, так же лил он на прошлой неделе и так же будет лить завтра, через год... Но раз- ве часы при каждом новом ударе сознают прежние удары или текущий теперь поток воды сознает вчераш- ний, потому что они походят друг на друга и повто- ряются? Очевидно, нет. Нельзя возражать на наше за- мечание, говоря, что примеры неподходящи, что в них речь идет не о психических, а о физических явлениях, ибо психические явления (например, ощущения), сле- дуя одни за другими и повторяясь, в этом отношении
187
ничем не отличаются от боя часов. В простом факте воспроизведения еще вовсе нет памяти. Последователь- ное повторение ощущений представляет ряд не завися- щих друг от друга событий, из которых каждое замк- нуто в самом себе. Вчерашнее ощущение умерло и по- гребено — наличность сегодняшнего еще не дает ника- ких оснований для того, чтобы наряду с ним воскресло и вчерашнее. Нужно еще одно условие для того, чтобы созерцаемый в настоящем образ являлся заместителем минувшего оригинала.
Условие это заключается в том, что созерцаемый на- ми образ мы должны относить к прошлому — мыслить его в прошлом. Но как можем мы мыслить известную вещь как бы в прошлом, если мы не будем думать об этой вещи, и о прошлом, и об отношении между тем и другим? А как можем мы думать вообще о прошлом? В главе «Чувство времени» мы видели, что интуитивное или непосредственное осознание минувшего отстоит все- го на несколько секунд от настоящего мгновения. Более отдаленные даты не воспринимаются непосредственно, а мыслятся символически, как названия, например: «про- шлая неделя», «1850 год», или представляются в виде образов и событий, связанных, ассоциированных с ни- ми, например: «год, в котором мы посещали какое-ни- будь учебное заведение», «год, в котором мы понесли какую-нибудь утрату». <'...:> Для полноты воспоми- нания о прошлом необходимо мыслить и то, и другое —и символическую дату, и соответствующие минувшие события. «Отнести» известный факт к минувшему вре-мени,— значит, мыслить его в связи с именами и собы- тиями, характеризующими его датами,— короче говоря, мыслить его как член сложного комплекса элементов ассоциации.