Психотерапевт
Шрифт:
— В столе, верхний ящик справа. Что-нибудь случилось?
— Если кто-то действительно пробирается в дом по ночам, — говорю я, взбегая по лестнице, — то единственный способ сюда попасть — через стеклянную дверь, потому что парадную я запираю изнутри.
Войдя в кабинет Лео, я открываю правый ящик стола. Запасной ключ от балконной двери — тут.
— Или через окно, — говорит Лео.
— Это невозможно сделать тихо. Ты уверен, что больше ключей от стеклянной двери нет?
— Уверен. Бен отдал мне все ключи, которые у него были.
—
— Ну, из «Редвудс».
— Но ведь ты сменил замки, так что ключи, которые он тебе отдал, все равно не подошли бы.
— Я сменил замки на парадной двери, а на стеклянной не стал. Решил, что в этом нет необходимости.
В голове срабатывает сигнал тревоги.
— Так, — медленно произношу я. — А ты уверен, что Бен не оставил себе один ключ от стеклянной двери?
— Зачем ему это делать?
— Если балконные двери — это единственный логически возможный способ попасть ночью в дом, то у кого-то еще должен быть ключ, потому что те два, о которых мы знаем, оба здесь, я только что проверила.
— Только не говори, что ты считаешь, будто Бен оставил один ключ себе и по ночам пробирается в дом, — обреченно произносит он.
— Можешь не верить, но меня теперь эта мысль будет мучить, ведь он сюда вчера приходил.
— Кто, Бен?
— Да.
— Зачем?
— По его словам, оказался поблизости и решил заглянуть и лично представиться.
— Может, это он из вежливости.
— А может, с тайным умыслом. Он даже намекнул, что хотел бы зайти и посмотреть, как мы все переделали наверху.
— Но ты ведь его не впустила, правда?
— Не впустила, сказала, чтобы он пришел в другой раз, когда ты будешь дома. Мне это все показалось странным, а потом, сегодня ночью, я сидела в гостиной и услышала какой-то шум на кухне. Следов взлома нет, все вещи вроде на месте. Но теперь я думаю — а вдруг это был Бен?
— Ну, это уж слишком. В смысле... какой у него может быть мотив, если в доме ничего не пропало?
— Может, он знал Нину...
— Нет.
Лео произносит это таким тоном, как будто абсолютно убежден в том, что Бен Нину не знал.
— Но что, если это он продал Нине и Оливеру этот дом?
— Элис. Слушай, ну надо уже остановиться.
— В смысле?
— Ты просто помешалась на этом убийстве. Мало того что у тебя в подозреваемых уже и я, и все соседи, так теперь ты готова обвинить еще и агента по недвижимости, хотя даже не знаешь, был ли он знаком с Ниной? Может, хватит?
— Нет, не хватит. Я не остановлюсь, пока не узнаю, кто здесь шатается по ночам, — говорю я решительно. — Потому что кто-то здесь точно бывает.
— Тогда найди доказательство. Если у тебя будет доказательство, мы сможем обратиться в полицию. Без доказательства ничего не получится. Мы не можем просто сказать им, что нам кажется, будто кто-то проник в дом, они на смех нас поднимут. Так что, пока ты не обнаружила в доме какой-нибудь пропажи или чего-то по-настоящему странного, мы ничего не сможем поделать. — Он на секунду замолкает. — Я все-таки приеду,
— Не волнуйся, я уезжаю. Возвращаюсь в Харлстон.
— Когда? — спрашивает он с нескрываемым облегчением.
— Сегодня, ближе к вечеру. Днем обедаю с Евой, а после этого сразу поеду. Можешь завтра же перебираться обратно.
— Мне очень жаль, что все закончилось так, — тихо говорит он.
На глаза наворачиваются слезы, и я отвечаю:
— Мне тоже.
Глава 40
НАХОЖУ В ГАРАЖЕ ДВА ЧЕМОДАНА И СБРАСЫВАЮ В НИХ СНАЧАЛА ОДЕЖДУ, которая скопилась в кабинете, а потом поднимаюсь наверх, потому что в ближайшие несколько недель мне понадобятся еще несколько пар джинсов и свитеров. Свитера так и лежат разбросанные на полу — после того, как я упала со стула. Зря я прицепилась к Лео из-за волос в шкафу — хорошо хоть не стала обвинять его, что он и сам там прятался. Но ведь кто-то там все-таки прятался и был здесь в тот день, когда я видела в окне лицо и почувствовала запах одеколона. Я тогда решила, что одеколон принадлежит Лео, потому что у него есть несколько разных и я не всегда их узнаю.
При мысли о том, что кто-то прятался в шкафу и наблюдал за мной оттуда, пока я искала Лео за дверью ванной, меня охватывает запоздалый ужас и накатывает тошнота. А та ночь после вечеринки, когда Лео подумал, что в спальне кто-то есть? На следующее утро я обнаружила, что вся моя обувь в шкафу сдвинута на одну сторону — получается, что и тогда тоже кто-то прятался в шкафу?
— Господи, Элис, хватит! — говорю я вслух, пытаясь себя образумить.
Ни один человек в здравом уме не станет прятаться в шкафу, когда рядом кто-то спит. Я не сомневаюсь лишь в одном: в дом кто-то регулярно пробирается. Что он делает, когда приходит, — кроме того, что подбрасывает мне пряди волос? Может, есть какие-то еще знаки, которых я не заметила?
Я сажусь на кровать и вспоминаю все, что так и не смогла себе объяснить, — например, историю с белым сарафаном, который я долго безуспешно искала, а потом он вдруг сам собой появился несколько дней спустя, безупречно чистый и свежий, как после стирки. Но кто станет пробираться в чужой дом, чтобы взять одежду, выстирать и повесить обратно? Видимо, тот, кому хочется проверить, что еще можно сделать, оставаясь незамеченным.
Мозг продолжает обрабатывать информацию. Я достаю телефон и опять звоню Лео. Он наверняка на работе, но у меня срочное дело.
— Я понимаю, это глупый вопрос, но тогда, после вечеринки, ты, случайно, не стирал мой белый сарафан?
— М-м... нет.
— А открытки, которые мне подарили соседи и я расставила их на каминной полке, — ты их не клал лицом вниз, ради шутки?
— Нет.
— Ладно. Может быть, ты еще и белую розу на подоконнике у входной двери для меня не оставлял?
— Когда?
— Неважно когда, я просто хочу узнать, делал ли ты такое вообще.
— Нет.
— Никогда не оставлял для меня розу?