Псы господни
Шрифт:
– Как ты узнал, что я здесь, мнгани?
– Никак. Ты думаешь, что ты ходишь, как леопард, но на самом деле ты ходишь, как слон. Иди и помоги мне. Камень тяжелый.
Все было на месте. Снайперская винтовка, короткоствольный пистолет-пулемет, пистолет – один из трофейных. Патроны, пузатый, увесистый снаряд, переделанный под фугас. Паломник заложил этот схрон восемь лет назад – и он дождался его…
Прекрасно видя в темноте, он свернул колпачок со ствола «маузера», начал наворачивать глушитель. После того как оружие несколько лет пролежало в земле, его надо было опробовать хотя бы несколькими выстрелами.
– Ты
Паломник начал проверять винтовку, как она перенесла долгое лежание в земле.
– Куда мы пойдем? – спросил он.
– В мою деревню, белый. Там нам дадут транспорт и подскажут, как добраться до Могадишо.
Раннее утро 26 апреля 2005 года
Территория Сомали
Перестук выстрелов они услышали задолго до того, как вышли к деревне, задолго до того, как они поняли, что перед ними деревня. Местность была холмистая, на востоке оранжевым заревом уже вставал рассвет, и им надо было выбрать, где они залягут на сегодняшний день и, желательно, где они пополнят запасы воды. Но они прошли границу, очень хорошо охраняемую границу, и теперь все должно было быть намного проще.
– Слышишь, мнгани [105] … – Акумба снял автомат с плеча.
Паломник давно это слышал – редкий, неритмичный перестук автоматных и винтовочных выстрелов. Он хотел обойти это место от греха подальше, но в то же время хотел вмешаться: им нужны были деньги, транспорт. Все это можно раздобыть в месте, где теперь идет бой: когда воюют двое, в выигрыше часто оказывается кто-то третий.
Паломник осмотрелся, ища место для наблюдения. Снял с предохранителя свою винтовку…
105
Друг (суахили, также африкана, общеафриканский сленг).
– Иди за мной. И тихо…
Место для наблюдения они нашли на самой вершине холма. Когда-то здесь была вода, и воды было столько, что даже холм порос частым, колючим кустарником, а на самой его вершине кто-то, возможно, местные поселенцы, посадили дерево. Теперь воды не было, дерево засохло, на его буром крепком теле не было больше ни единого лепестка, и оно стояло, безжизненно протягивая к небу голые ветви в бесполезной мольбе о дожде…
– Жди здесь. Не высовывайся. Подашь мне винтовку. Смотри не урони.
Суровая жизнь в монастыре, скудное питание и долгие переходы по горам высушили его, но он был почти таким же сильным и проворным, как раньше; долгие месяцы физического труда в отсутствие излишеств сделали тело Паломника как будто выточенным из камня. В два маха, легко подтянувшись на ветке, он забросил ноги наверх, зацепился, изогнулся – и через несколько секунд был уже на подходящей позиции. Толстый ствол, в котором, наверное, в самой его сердцевине еще теплилась жизнь, защищал его от пуль, наверное, даже крупнокалиберного пулемета, отходящие от ствола ветви давали опору рукам и стволу. Распластавшись по ветке, как леопард, он спустил вниз веревку, и Акумба подал ему наверх винтовку. Аккуратно сняв колпачки с прицела, он удобно уложил винтовку в развилку ветвей и глянул в прицел…
Селение было большое и явно построенное поселенцами или
Сначала он увидел одну машину, потом еще несколько – у мечети, из которой что-то выносили. На двух машинах были пулеметы, на одной даже крупнокалиберный, она стояла у самого въезда в селение, перегораживая выезд, и около пулемета… аж спаренного, вон как, был пулеметчик. Черный…
Паломник перевел прицел дальше.
Трое, на всех какое-то подобие военной формы, а на одном даже подобие погон – какие-то яркие эполеты. У всех автоматы. Поставив к стенке несколько мужчин… да каких там мужчин… подростков, они заставляют их прыгать и танцевать какой-то танец. В качестве стимула – стреляя им под ноги.
Автоматчики были черные.
Паломник перевел прицел еще дальше, по пути заметив лежащие на дороге трупы.
Еще один… «воин» – на этот раз в бурой камуфляжной куртке, но без штанов. Кого-то трахает, прямо на дороге, на земле…
И этот – черный, судя по цвету ритмично двигающейся задницы…
Паломник перевел прицел еще дальше.
Еще двое, один с автоматом, другой поливает из двадцатилитровой канистры стащенных в кучу людей, видимо раненых. Понятное дело, что не водой.
И эти – черные.
Паломник прицелился, чтобы видеть площадь.
Двое, у одного на ремне через плечо – ротный пулемет с мешком для ленты. Караулят согнанных в углу площади женщин и детей. Еще двое выхватывают из людского месива то женщину, то ребенка, связывают и швыряют в кузов тентованного «Фиата» шестьсот восьмидесятой модели, колониального. Судя по цвету – желто-бурый, пятнистый, – машина армейская, бывшего контингента колониальных войск в Сомали.
Еще один – следит за порядком, в руке у него хлыст шамбок, и он лениво щелкает им, вытягивая то одного, то другого. Четвертый, тоже без штанов, кого-то трахает, прижав к стене мечети.
Прямо посреди площади – несколько трупов, валяющихся так, как будто их на бегу настиг пулеметный огонь. Наверное, так оно и было…
Понятное дело – мужчин убили, женщин и детей собираются вывезти и продать в рабство. И все работорговцы – черные…
Великолепно просто…
Паломник увидел и два места, где все еще оказывалось сопротивление, – это были поселенческие дома, крепкие, специально построенные в расчете на возможную осаду. Их обстреливали, но лениво, только чтобы удерживать обороняющихся в домах и не дать вырваться. Паломник видел в прицел спины, обтянутые бурыми камуфляжными куртками, загривки… все черные…
Наскоро прихватив винтовку веревкой к ветке, чтобы не свалилась, Паломник соскочил вниз.
– Этническая чистка в полный рост, – сообщил он Акумбе. – Человек сорок, две машины с пулеметами. На одной – крупнокалиберная спарка, минометов не видно. Обойдем?
Акумба отрицательно покачал головой.
– Это мой род и мой народ.
– Это не твой народ… – сказал Паломник, – ты амхари.
– Это мой народ. Я африканец. Ты – можешь идти, белый.