Псы Вавилона

Атеев Алексей Григорьевич

– Это лишенцы-то подконвойные? – Хасан громко рассмеялся. – Дома большие, может, и построят, только жить в них будут не все. В основном начальство, детки ихние, те, кто почище. А на спецпереселенцев как клеймо поставлено, так и на их ребятню перейдет. На черную работу только и ставить будут. Как сказал пролетарский писатель Максим Горький: «Рожденный ползать летать не может».

– Но по другому поводу. А ведь ты как будто летчиком собираешься стать?

– Мы – не высланные, а по вербовке сюда прибыли, значит, свободные. А детей ссыльных в институты не

берут. С какой стати они выучатся на инженеров?

– Ты пойми, Соцгород ваш – как плавильный котел. Накидали сюда народу со всей Руси. Для чего? Чтоб выплавить нового человека, прежде всего рабочего. Но не такого, который с тачкой-грабаркой бегает да лопатой махает, а квалифицированного. Чтобы умел управляться со сложными механизмами, а для этого нужно учиться. Спецпоселки существуют до поры до времени. Очень скоро все смешается.

– На сказку похоже. А, может, вы и правы. Вот, пришли.

– Здесь купаются? – в сомнении произнес Всесвятский, оглядывая безжизненный каменистый пейзаж.

– Вид, конечно, неприглядный, но вода прозрачная, только холодная, со дна ключи бьют. И еще на дне много всякой дряни валяется: битое стекло, железо… Так что ступайте осторожно.

Всесвятский разделся, вошел в воду. Она оказалась хоть и холодноватой, но вовсе не ледяной. Он окунулся с головой, вынырнул и поплыл мелкими саженками. За спиной он услышал ребячьи голоса, а когда развернулся, увидел на берегу ватагу ребятишек, которые окружили Хасана. Слышались выкрики:

– Его!..

– Не его!..

– Ванькина!..

«Рубашку демонстрирует, – понял Всесвятский. – Сейчас все и выяснится». Он вылез из воды, зашел за камень, выжал исподнее, потом вернулся на берег. Хасан не спешил в воду, явно его дожидаясь.

– Похоже, все-таки Ванюшкина рубашка, – с ходу сообщил он.

– Уверен?

– Эти огольцы разное свистят, но вон тот, Кирька, видите, голова стрижена «под ноль», клянется: рубашка Скворчонка. На воротнике уголок обрезан. По этой примете и узнал. Эй, Кирька, дуй сюды!

Мальчик моментально вылез из воды и подошел к ним.

– Рассказывай про рубаху! – потребовал Хасан.

– Она точно Ванюшкина, – затараторил Кирька. – Видите, уголка нет… Я его и срезал.

– Зачем?

– Мы в айданы играли, ну, в бабки… Он продул, ну я и обкорнал. Хотел чуб на башке остричь, он не дал. Ванькина, не сомневайтесь. Да у него другой и не имелось. В этой самой он в тот раз был, когда за кисляткой ходили… Скворчонка потом без рубашки нашли. А вы где ее взяли?

– Не твое дело, – отрезал Хасан. – Иди, купайся… Вроде не врет, – обратился он к Всесвятскому. – Что дальше делать будем?

– Война войной, а обед по расписанию, – отозвался тот, вытащив часы и посмотрев время. – После купания неплохо бы перекусить. А потом нужно отправляться к этому шоферу.

– Так айда к нам. Поедим, а заодно и деду все расскажем. Может, какой совет даст.

5

Возле барака, в котором проживал шофер кареты «Скорой помощи» Кутепов, несмотря на середину буднего дня, было почему-то шумно. Еще издали

Всесвятский и Хасан обратили внимание на стоящую поодаль группку судачащих женщин и гомонящую ребятню.

– Похоже, буза какая-то, – неуверенно заметил Хасан. – Непонятно, чего они орут.

С тревожным звоном лопнуло оконное стекло, в палисадник перед бараком упало что-то тяжелое, потом послышалась невнятная ругань. Женщины, толпившиеся перед бараком, в свою очередь, тоже возмущенно завопили, им радостно вторила детвора.

Слышались возгласы: «Хулиган!», «В милицию надо!..» и «Куда смотрит комендант?!».

– Что тут происходит? – спросил подошедший Всесвятский.

– Ты еще кто такой? – воскликнула простоволосая, растрепанная женщина.

– Из газеты, – не растерялся охотник за вампирами.

– Тебя-то нам и нужно, чудо бородатое. Как раз вовремя заявился. Хулиганит тут один… Напился и вытворяет. Житья от него нет. Меня вот снасильничать хотел…

Всесвятский в сомнении оглядел мощные стати женщины.

– Налицо бытовое разложение, – вмешалась в разговор черноглазая девица в юнгштурмовке и красной косынке. – Вы, товарищ из газеты, непременно напишите про этого типуса. Всему бараку третий день покоя не дает. Да и вообще, бузит неоднократно. Ночью, когда все спят, песни орать начинает, на балалайке себе подыгрывая, а сегодня решил в коридоре в городки поиграть. Поставил «бабушку в окошке» и давай в нее рюхами швырять. Матерно выражается опять же… А ведь в бараке дети. Теперь вон стекло разбил… Капустина ему замечание сделала, – девица указала на простоволосую, – так он начал ее хватать. И еще кипятильник у нас текет, вы уж посодействуйте, чтоб починили.

– Как фамилия хулигана? – с интересом спросил Всесвятский.

– Да Кутепов Иван. На «Скорой» работает.

– Нужно бы на него поглядеть.

– А не боитесь? Может, того… физию начистить. Он задиристый.

– Ничего, я сдачи дать могу.

– И главное, орет: «Никого не боюсь, у меня брат в органах работает!» Хам прямо настоящий.

– Пойдем, Хасан, посмотрим на этого разложенца, – сказал Всесвятский, обращаясь к своему спутнику.

В узком, похожем на пенал отсеке, который с трудом можно было назвать комнатой, на шаткой скрипучей кровати, привалившись к стене, полусидел-полулежал мужчина лет тридцати в линялой сатиновой рубахе и бязевых кальсонах. Мужчина, казалось, дремал, однако при этом крепко сжимал в руке гриф ободранной балалайки.

– Эй, товарищ! – окликнул его Всесвятский.

Мужчина открыл белесые, ничего не выражающие глаза и взглянул на незнакомцев.

– Кто такие? Чего нужно?

– Потолковать пришли.

Глаза мужчины внезапно наполнились яростью.

– Кто такие?! – заревел он, вскочил с кровати и замахнулся на Всесвятского балалайкой.

– Инструмент поломаете, – невозмутимо произнес тот. Но хулиган, видно, и сам понял опрометчивость своих действий, потому что, отшвырнув балалайку, бросился на Всесвятского с кулаками. Однако Хасан, недолго думая, кулаком врезал буяну в челюсть.