Псы войны. Гексалогия

Пауллер Олег Евгеньевич

– Радио испортилось, - произнёс африканец и протянул свой "телефункен". Наёмник взял прибор в руки и обнаружил, что рычажок питания сломан и находится в выключенном положении. Кончиком ножа он его переставил в рабочее положение. Появился сигнал:

– Вот так-то, - сказал Кот, протягивая обескураженному Абу "уоки-токи". Подошёл сержант Филх из бывших коммандос Уильямса и доложил:

– Враги бежали, сайя! Мы преследовали их до самой опушки!

– Хорошо, сержант! Соберите оружие и подберите трупы. Не забудь собрать все целые гильзы. Лично проследи!

– Да, сэр!

– А ещё лучше пообещай местным мальчишкам по лиару за каждую гильзу.

– Будет сделано, сэр. Только я не буду давать

лиар.

– А сколько?

– Я предложу им по четыре франка за сотню.

– Хорошо, действуй. А ты, Аб, возьми в сензале людей и перенесите вещи из основного лагеря сюда.

– Есть, сайя!

Конец дня прошёл в хлопотах по обустройству нового лагеря. Потеряв четверых человек, Шеннон связался с Патриком по рации и затребовал отделение штрафников сержанта Рольта. Вечером ему доложили о потерях: Матос получил пулю в затылок, от Грега и Урка остались только ошмётки, а Бомоко-младший был изрублен на куски пангами кимбистов . На поле боя было подобрано их двенадцать трупов. Судя по кровавым следам, обнаруженным Филхом в кустах, ещё пять или шесть солдат противника были ранены. На поле боя подобрали брошенный пулемёт и четырнадцать винтовок, что примерно соответствовало численности выведенных из строя солдат противника.

– Что же, не плохой размен для первого боя -- один к четырём, - философски заключил Шеннон, произведя необходимые подсчёты.

Люди Шеннона удобно разместились в Буюнге. Кан выделил для складирования снаряжения и трофеев отдельное строение, которое, по-видимому, некогда использовалось колониальными властями для хранения каучука.

– Что они делают?
– спросил Шеннон у Бомоко, увидев как снуют по деревне женщины.

– По-моему, готовятся к празднику в честь нашей победы! Как здесь принято в ход пойдут все деревенские запасы.

– Почему?

– На земле деревни был великий бой, но никто из жителей не пострадал Это значит, что дух лесов на стороне Буюнги.

– Вот что, Бомоко! Надо тоже надо внести свой вклад в пиршество. Выдели им ящик консервов и мешок галет из наших запасов.

– Но мы им подарили винтовки и платим за постой...

– Делай, делай!

– Да, мой командир!

Главным блюдом на пиршестве был местный сорт проса и различные фрукты, разложенные на больших деревянных блюдах. На них подавали и горячее, точнее зажаренное до черноты мясо какого-то животного. Однако Шеннон не рискнул попробовать, поскольку никто, даже Бомоко, так и не сумел понять, что это было такое. Еду запивали местной разновидностью тодди. В отношении к алкоголю местные ничем не отличались от своих более цивилизованных собратьев и для поддержания тонуса усилий не жалели. Шеннон, немного пригубив это крепкое пойло, грозно рыкнул на своих людей, сидевших рядом. Они сразу уразумели, что с ними произойдё, если захотят надраться. Они стали налегать на местное пиво, плотное и горькое. Его вкус показался наёмнику отвратительным, но Бомоко и многие из людей Филха с удовольствием его потребляли в больших количествах.

Будучи главным героем праздника, Кот восседал на почётном месте -- под навесом у входа в хижину Кана. В соответствии с местным обычаем пищу с деревянных блюд брали руками, отмахиваясь при этом от насекомых, отгоняя собак и пиная домашних коз, свободно бродивших по деревне. На снующих вокруг детей никто не обращал внимания. Гвоздём пиршества стал дикий кабан-пекари, которого целиком зажарили на вертеле на главном кострище. Голову ему отрубили, а остальное тело насадили на жердь в пять футов длиной. Этот импровизированный вертел вращал подросток. Он явно осознавал важность своего задания и был торжественно серьёзен. Он так сосредоточился на порученном ему деле, что, казалось, не обращает внимания на окружающую его суету. Одна из женщин старейшины вынесла какую-то клейкую субстанцию

и готовилась обмазать ею тушу.

– Серьёзный парень, - сказал Шеннон Кану, указав на него.

– Это мой старший внук!
– гордо ответил вождь. Он займёт моё место, когда я уйду к праотцам.

– Разве тебе не будет наследовать Джонго?

– Нет, бвана Шено. Он не может. Его мать была не из рода старейшин. А у Даквы, - он кивнул в сторону мальчика,- дядя был сыном Нгумо.

Тут старик углубился в генеалогические тонкости происхождения мальчишки, но Шеннону это было не интересно. Он не знал местных обычаев, но слышал о различных традициях наследования власти. Во многих из них дядя по матери и его происхождение играли важнейшую роль в выборе правителя. Он взял с широкого листа, служившего ему тарелкой, обугленный кусочек неизвестной еды и бросил его щенку, изводившему его умильным взглядом. Его лапы были растопырены, хвостик ходил словно маятник, а шёрстка была ровной и гладкой, совсем не такой, как у остальных собак. Щенок набросился было на еду, но его оттолкнула облезлая собака. Она подсунула свою морду к столу, принюхиваясь к импровизированному блюду наёмника. Он бесцеремонно пнул её. Собака отбежала прочь. Кот протянул ещё один обгорелый кусочек щенку. Он подкрался поближе, обнюхал угощение и боязливо огляделся по сторонам. Уверившись в отсутствии соперников, маленький хищник обнажил клыки и стремительно бросился на добычу. Он нанёс поразительно точный укус: в пальцах остался крохотный кусочек мяса.

Ой-йе,- воскликнул он, стряхивая на землю уцелевшую крошку. Щенок устремился за ней.
– Забавная зверушка...

Он наблюдал за происходящим вокруг и думал, что, как правило, народ развившийся до состояния варварства, обычно в нём и застревает. Особенно здесь, в джунглях, где конкуренция в борьбе за выживание исключительно высока. Тебя всё время кто-то пытается съесть, а найти, что съесть самому не так просто. Хотя, в принципе, всё относительно. На родине происходит что-то похожее. Шеннон улыбнулся своим мыслям. Это заметил Кан, который воспринял это на свой счёт и хлопнул в ладоши.

– Бвана Шено, - торжественно произнёс он.
– Вы подарили мне гордость!

– Спасибо, Кан. Я знаю, что за проявленную щедрость Буюнге придётся заплатить высокую цену. Но ты доказал, что твой род достоин великой судьбы.

– Айя! Это самое меньшее, что я мог сделать для такого воина как ты! Духи свидетели, что ты и твои люди ведут себя умнее, чем другие белые. Но форон Верд мне сказал, что тебе скоро предстоит покинуть тропу воина и соединиться с Богом. Это правда?

– Да!

– И белые знахари ничего не могут сделать?

– Нет!

– Что же,- философски произнёс Кан.
– Воин должен умирать молодым. Но тот, кто рождён быть вождём не может стать знахарем, а знахарь не должен идти в охотники...

– Но почему?
– уныло произнёс Шеннон.
– У всех ведь есть выбор.

– Тебе это только кажется. Одни рождены для величия, другие -- для ничего. Никто не выбирает, для чего он родился, Пренебрегать этим может только хнычущий младенец...

Старейшина повернулся и откуда-то из-за спины достал амулет, состоящий из множества мелких костей и тонких кожаных ремешков. Он обернул им запястье наёмника и торжественно произнёс:

– Всегда носи его на себе.

– Зачем?

– Он на время отвлечёт злых духов, что живут у тебя внутри. Но, бвана Шено, если снимешь его хоть на мгновение, то они вновь накинутся на тебя!

– Чушь, - пробормотал наёмник и, чтобы не обижать хозяина, прикрыл амулет рукавом куртки. Мысль о близкой смерти наводила на мрачные мысли, и он стал оглядываться в поисках безобидной темы для беседы. Он пристально всматривался в лик деревни, которой в скором времени предстояло стать крупным горнорудным центром.