Птенец и Зверюга
Шрифт:
Глория критично оглядела своего спутника. С двухдневной щетиной и короткой стрижкой, одетый в кожаный "прикид", он и в самом деле стал поразительно напоминать представителя криминального мира.
– А тебе идет, зверюга, – в приливе нежности, прижалась она к нему и чмокнула в колючую щеку.
Никите понравилось то, как она его назвала.
– Только давай так, – деловито предложил он, – представь меня не своим приятелем, а как бы бизнес партнером. Мол, ты должна мне денег, и переводишь стрелки на своего папашу.
– Отчима.
– Ну, отчима. Мне так легче будет с
– Не знаю, что ты задумал, но пусть будет так.
Глория толкнула подпружиненную деревянную дверь с выбитыми стеклами в окошках, и они оказались в пахнувшем сыростью темном подъезде со стертой и непривычной городскому жителю деревянной лестницей.
Поднявшись по скрипучим ступенькам, они остановились у давно некрашеной двери без номера с разбитым почтовым ящиком. На ящике еще сохранись наклейки названий газет в написании характерном для тридцатых годов.
Звонок тоже отсутствовал, как класс, а потому Глория просто громко постучала согнутым указательным пальцем. Никита прислушался к происходящему в квартире, но кроме громко играющего радио, никаких других звуков не последовало. Глория постучала еще раз, однако с тем же удручающим результатом.
Неожиданно позади послышался хлопок закрывающейся парадной двери и ступеньки заскрипели под чьими-то шагами. Через секунду перед молодыми людьми предстал бомжеватого вида мужичок в трениках и пиджаке поверх майки, на котором поблескивал ромбик высшего инженерного образования. Его редеющие и немытые волосы были прилеплены к голове справа налево, а мышцы лица подрагивали в астеническом нетерпении человека, которому срочно нужно похмелиться. В руках он нес авоську со скудным набором продуктов, а из бокового кармана пиджака торчала бутылка водки. На ходу он считал остатки мелочи. Дойдя до самой двери, он поднял взгляд и только тут заметил две фигуры перед собой.
– Вы чего тут? – вздрогнул мужичок в испуге, но, видимо, узнав Глорию, криво усмехнулся, – Это ты, а я вот из магазина. – Он тряхнул авоськой. – Сволочи, еле дошел! Машин понакупали, едут и едут, никак дорогу не перейти. Вот бы половину перестрелять, тогда бы посвободнее стало.
– Здравствуй, Виктор, – холодно сказала Глория, – не пугайся, это Никита.
– А чего мне пугаться. Извини, приятель, в сторонку встань. – он несколько грубо подвинул молодого человека, и наклонившись откинул грязный коврик.
Под ковриком лежал ключ, с помощью которого отчим Глории и открыл дверь своего дома. Не оглядываясь, он пробубнил:
– Проходите, располагайтесь, гости, блин, дорогие.
– Спасибо, Виктор, – делая шаг через порог, сказал Глория, – но мы не на долго.
– Хе-хе, конечно не на долго. Кому я нужен? Даже своей дочери не нужен.
– Я тебе не дочь, – вспыхнула девушка.
– Ну да, когда я тебе задницу, соплюшке, подтирал, ты была мне дочерью, а теперь нет.
– Может, я и была тебе дочерью, пока ты первый раз не ударил мою мать. Впрочем, я не хочу сейчас выяснять отношения. Мы пришли по делу.
Из темного коридора они прошли за хозяином квартиры на закопченную грязную кухню, с паутиной по углам потолка.
– Ну да, конечно, по делу, – продолжал
– «Я жизнь спустил, как воду в унитазе!..» – мельком взглянув на собеседников и не увидев одобрительной реакции, продолжил. – Не нравится? Хорошо, тогда другие: «Я слил и тем я интересен!..» Что тоже не хватает энергетики? Тогда вот: «Забил на все и отдыхаю!..» А? Мощь! Или: «Послал всех на и наслаждаюсь!..»
– Прекрати, Виктор, – грубо оборвала его Глория, – мне надо серьезно с тобою поговорить.
– Поговорить? О серьезном? А что же тебе мешает? Если сильно хочется, не надо себя сдерживать, ты начинай, а я подойду попозже. Живот после стихов что-то пучит.
Он сорвался с места и исчез в ванной комнате, совмещенной с туалетом. После небольшой паузы, послышался шум спускаемой воды, и мужичок предстал перед молодыми людьми в галстуке безумной расцветки с попугаями и пальмами. Бутылки водки в кармане уже не было, его руки перестали ходить ходуном, а в глазах появился нагловатый прищур. При этом на ходу он зачесывал набок остатки волос ершиком от унитаза.
– С утра? Теплую водку? Из мыльницы? Обожаю. – благостно зажмурился он, отбросив ершик под раковину. – Итак, о чем ты хотела со мною поговорить?
– Виктор, я хочу забрать свои деньги, – решительно начала Глория, – те, что ты взял у меня на выгодную сделку. Сделка, как я вижу не состоялась…
– Деньги? Деньги… Ага! – Виктор сделал невинное лицо. – А у меня нету.
– Как нет? Ты же обещал еще в прошлом месяце.
– Ну мало ли что я обещал. Нет у меня денег, и все! Хреновым я оказался предпринимателем. И знаете почему? Потому что я – русский. Пью много. А в России пьют двумя способами: до тех пор, пока не кончатся деньги или до состояния полной невменяемости. Впрочем, ха-ха, создается впечатление, что деньги у русских никогда не кончаются, – в этом месте он неожиданно перешел на пафос, – Эх русский народ – никудышный народ! Да будь такое же в другой стране, все правительство давно бы смели. А у нас все терпят. Нет, нас надо заменить на евреев. Они здесь все лучше устроят.
– Да как тебе не стыдно такое говорить! – возмутилась Глория.
– Я имею право это говорить, потому что я всю жизнь отдал космическому институту, а его вязли и закрыли. Говорят, космос сейчас никому не нужен. Иди, говорят, торгуй за прилавок. А как же! Велика Россия, и талантов у нас навалом, как говна! Ну пошел я за прилавок, а там такие вот ребятки, похожие на твоего дружка, меня и обули, то есть раздели. Все до копейки выгребли.
Никита, который не любил, когда начинали ругать происходящие в стране реформы, решил, что нет особой нужды церемонится с отчимом Глории. Да и роль ее "крыши" надо было блюсти, а потому он "включил крутого" и потребовал: