Птица солнца

Смит Уилбур

– Ха! – воскликнул Ланнон. – Отличный удар! Помоги-ка, Хай!

Они вместе ухватились за леску, смеясь от возбуждения, а потом проклиная боль в пальцах: натягиваясь, леска срывала с них кожу. Вдвоем они замедлили ход рыбы. Рыба искала глубину, тащила лодку за собой по озеру.

– Во имя Баала, останови ее, Хай! – тяжело выдохнул Ланнон. – Не позволяй ей уйти глубже. Не то только мы ее и видели.

Они вдвоем начали тянуть леску. Мышцы на плечах и руках Хая вздулись, как змеи, и рыба повернула.

Они заставили рыбу подняться,

она заходила под лодкой кругами, а когда над поверхностью появилась усатая голова, Ланнон закричал:

– Держи!

Хай обмотал леску вокруг пояса, напрягся, и лодка опасно накренилась: Ланнон схватил дубину и ударил по блестящей черной голове.

Поверхность взорвалась: рыба забилась в агонии, окатив обоих водой.

– Попал! – кричал Хай. – Бей ее!

Ланнон, ослепленный пеной, колотил по огромной морде. Часть ударов попадала в борт, раскалывая челн.

– Не лодку, дурак! Рыбу бей! – кричал Хай, и наконец рыба затихла, мертвая повисла в воде рядом с лодкой.

Смеясь, отдуваясь и бранясь, они продели толстую веревку ей в жабры и втащили в лодку, перевалив через борт, – скользкую, черную, с серебряным животом и выпуклыми глазами. Усы над огромной пастью еще дергались; рыба, вдвое длиннее Хая и такая толстая, что он не смог бы ее обхватить руками, заполнила дно лодки.

– Чудовище, – выдохнул Хай. – Крупнее я не видывал.

– Ты назвал меня дураком, – припомнил Ланнон.

– Нет, государь, я говорил о себе, – улыбнулся Хай.

– Лети для меня, Птица Солнца.

– Рычи для меня, Великий Лев.

И они одновременно осушили чаши, а потом смеялись, как дети.

– Мы слишком долго не оставались вдвоем, – сказал Ланнон. – Надо уходить почаще. Мы слишком быстро стареем, ты и я, заботы и обязанности связывают нас, мы попались в сети, которые сами сплели. – В глазах Ланнона мелькнула тень, и он вздохнул. – Я был счастлив в эти последние дни, счастлив, как не был долгие годы. – Он почти застенчиво взглянул на Хая. – Мне хорошо с тобой, старый друг. – Он протянул руку и неуклюже сжал плечо Хая. – Не знаю, что бы я стал делать без тебя. Никогда не оставляй меня, Хай.

Хай в замешательстве вспыхнул: к такому настроению Ланнона он не привык.

– Государь, – хрипло ответил он, – я всегда буду с тобой.

Ланнон убрал руку и рассмеялся, тоже в замешательстве.

– Великий Баал, мы стали мягкосердечны, как девушки. Или это старость, а, Хай? – Он ополоснул в воде свою чашу, стараясь не встречаться с ним взглядом. – В озере полно рыбы, а светлого времени еще часа два. Давай используем его.

В темноте они вернулись туда, где под пальмами на берегу стояла старая заброшенная хижина. Когда Хай, отталкиваясь шестом, заставил челн обогнуть выступ, он увидел у берега галеру. На ее мачте был поднят царский штандарт дома Барки, на корме и носу горели лампы. Отражения огней плясали в темной воде, и до рыболовов ясно доносились звуки голосов.

Хай остановил

лодку и облокотился на шест. Они молча смотрели на корабль. Потом Ланнон произнес:

– Мир нашел нас, Хай. – Голос его звучал устало. – Окликни их.

Лампа, подвешенная на цепи в каюте на корме, озаряла их лица неестественным светом, выделяя щеки и носы, но глаза оставляя в тени. Они собрались вокруг стола и мрачно слушали вестника с севера. Хотя вестник был молод и, по-видимому, успел прослужить не больше года, но его высокое происхождение сказывалось, и докладывал он уверенно.

Он описывал волнения, наблюдавшиеся у северных границ в последние несколько недель: небольшие инциденты, замеченные перемещения масс людей в отдалении, дым и огни больших биваков. Шпионы доносили о странных происшествиях, о новом боге с когтями льва, который поведет племена в земли, богатые травой и водой. Разведчики сообщили: на реке появилось много дравских кораблей, всюду какие-то передвижения, встречи неизвестно кого неизвестно с кем.

Отсюда – ощущение беспокойства, давления на границу; напряжение растет, происходит что-то необычное. Вдали собираются грозовые тучи, виден блеск молний. Что-то чувствуется, но не осознается, знамения загадочны.

Ланнон слушал спокойно, чуть нахмурившись, подперев подбородок кулаком; глаза его оставались в тени.

– Мой командир просил передать, что боится, как бы не решили, будто он все придумал и поддался воображению.

– Нет. – Ланнон отбросил просьбу юноши отнестись к донесению серьезно. – Я хорошо знаю старого Мармона. Он не примет земляного червя за змею.

– Есть еще кое-что, – юноша положил на стол кожаную сумку. Развязал ее и достал несколько металлических предметов.

– Один из речных дозоров перехватил отряд дикарей, пытавшихся переправиться ночью. У них у всех было это.

Ланнон взял тяжелый наконечник копья и с любопытством осмотрел. Форма и техника изготовления не оставляли сомнений, и Ланнон взглянул на Хая.

– Ну? – И укрепился в своем мнении, когда Хай ответил:

– Дравские. Несомненно.

– У варваров?

– Возможно, взяты у убитых дравов или украдены.

– Может быть. – Ланнон кивнул. Он долго молчал, потом посмотрел на молодого воина. – Молодец.

Парень вспыхнул от удовольствия.

Ланнон повернулся к Хаббакуку Лалу.

– Можешь доставить нас за ночь в Опет?

Капитан улыбнулся и кивнул.

Ланнон и Хай стояли на корме и смотрели, как их остров исчезает в темноте. Галера шла быстро, оставляя сверкающий в свете луны след.

– Когда-то еще мы вернемся сюда, Хай, – негромко сказал Ланнон, и Хай рядом с ним беспокойно пошевелился, но ничего не ответил. – Я чувствую, что оставляю что-то. Что-то ценное, чего у меня никогда больше не будет, – продолжал Ланнон. – А ты чувствуешь это, Хай?