Птица солнца
Шрифт:
Они все горячи, как лепешки на сковороде, эти невесты богини, а рассчитывать им приходится либо на объятия подруг, либо на беглое внимание жрецов или храмовых стражников. Ланнон улыбнулся при мысли о том, сколько их воспользуется вольностями праздника Плодородия Земли. Ему самому частенько доводилось грешить с какой-нибудь закутанной в плащ и замаскированной жрицей. Праздник приближался, до его начала оставалось две недели. Ланнон всегда с нетерпением ждал его. Потом он с сожалением подумал, что Хай вряд ли до тех пор вернется. Это уменьшит радость празднества. Настроение Ланнона всегда было переменчиво, и через десять шагов хорошее расположение духа исчезло. Входя в приемную, царь сердито хмурился.
Он
Небрежно кланяясь, он вспомнил, сколько раз эта ведьма перечила ему и расстраивала его планы. Он ненавидел эти встречи с пророчицей, и в то же время в них было для него странное очарование. Царь понимал, что большая часть этих пророчеств – чепуха, вероятно, подсказанная политиканствующими жрецами. Но бывало и немало проницательных замечаний и дельных советов, а иногда с уст пророчицы срывались самородки чистого золота. Во время своих регулярных посещений он прислушивался к интонациям пророчицы. Как и Риб-Адди, пророчица иногда колебалась или сомневалась во время своих откровений. Ланнон был чувствителен к этому, но особенно внимателен он был, когда Танит говорила монотонным низким голосом. Именно тогда из ее уст исходили внушенные богами истинные пророчества.
Ланнон стоял перед ней, расставив ноги, сжав кулаки. С высокомерием царя, усугубленным дурным настроением, он задал первый вопрос.
Танит ненавидела эти встречи с Великим Львом. Он пугал ее. Как будто тебя закрыли в клетке с прекрасным, но опасным хищником, беспокойным, энергичным и непредсказуемым. В бледно-голубых жестоких глазах светилась хищная жажда убийства, черты лица, совершенные, но холодные, были полны той же страсти.
Обычно ее успокаивало присутствие Хая за занавесом, но сегодня она одна – и нездорова.
Ночь выдалась жаркая и душная, и ребенок в ее чреве был тяжел, как камень. Бледная, не отдохнувшая, утром она встала вся в поту, заставила себя съесть приготовленный Айной завтрак, и ее тут же вырвало.
В горле у Танит еще стояла горечь от рвоты, она обливалась потом – он стекал ручейками по бокам и животу, – задыхалась. Ее одолевала слабость, а царь продолжал задавать вопросы.
Танит не была готова к ним; ее ответы состояли из пустых слов, сказанных без убеждения. Она пыталась сосредоточиться, вспомнить, чему учил ее Хай.
Царь начал сердиться, он беспокойно расхаживал по помещению, утомляя девушку своей энергией. Танит чувствовала, как под слоем притираний скапливается пот. Кожа зудела и распухала, поры были закрыты краской, и Танит жаждала смыть ее. Вдруг ей представилась удивительная картина: прохладная вода падает на поросшие мхом скалы, она погружает обнаженное тело в эту воду, и ее волосы расстилаются по поверхности, как стебли водного растения.
– Давай, ведьма! Смотри в будущее. Я задал простой вопрос. Отвечай!
Царь остановился перед Танит, поставив одну ногу на ступени трона: плечи откинуты, бедра в мужской надменности продвинуты вперед, насмешка на красивом лице, насмешка в голосе.
Танит не слышала вопроса, она поискала слова, но вдруг накатила волна дурноты. Пот пробился сквозь краску на верхней губе пророчицы, тошнота сменилась головокружением.
Лицо Ланнона отступило, Танит захлестнула тьма. Теперь она смотрела в длинный темный туннель, в конце которого золотой звездой горело лицо Ланнона. В ушах ревело – это был голос бури, летящей через лес. Потом рев смолк, наступила тишина, и послышался голос. Хриплый
– Ланнон Хиканус, последний Великий Лев Опета, не вопрошай будущее. Твое будущее – тьма и смерть.
Она увидела в лице Ланнона отражение собственного изумления, увидела, как вспыхнули его щеки, а губы окаменели.
– Ланнон Хиканус, пленник времени, расхаживающий за прутьями своей клетки, чернота ждет тебя.
Ланнон мотал головой, стараясь отогнать эти слова. Золотые локоны, еще влажные от ритуального омовения, дрожали на его плечах; он поднял обе руки в знаке солнца, пытаясь отвратить слова, которые впивались ему в душу, как стрелы, выпущенные из лука.
– Ланнон Хиканус, твои боги уходят, они возносятся, оставляя тебя черноте.
Ланнон отступил от трона, поднял руки, защищая лицо, но слова безжалостно находили его.
– Ланнон Хиканус, ты, желающий знать будущее, знай же, что оно ждет тебя, как лев ждет беспечного путника.
Ужас Ланнона перешел в ярость.
– Зло! – закричал он и бросился на пророчицу, взбежал по ступеням трона. – Злые чары! – Он ударил Танит по лицу, принялся бить по голове и спине. Капюшон ее плаща упал, волосы рассыпались. Удары звучали громко, но Танит не издавала ни звука. Ее молчание привело Ланнона в бешенство. – Он схватил Танит за плащ и стащил с трона. – Ведьма! – Он сбросил ее со ступеней. Танит тяжело упала и покатилась, пытаясь встать, но Ланнон пнул ее в живот, и она со стоном согнулась, схватившись за него, а ноги в сандалиях продолжали ее пинать.
Ланнон с ревом гонялся за ней по комнате и дико озирался в поисках оружия: ему хотелось уничтожить эту женщину и произнесенные ею слова.
Но вдруг комната заполнилась жрицами, и Ланнон, тяжело дыша, опомнился. В его бледных глазах еще горело безумие.
– Государь! – Вперед выступила верховная жрица.
Безумие Ланнона отступило, но он дрожал, и губы его побледнели и тряслись. Он повернулся и выбежал вон, оставив Танит плакать на мощеном полу.
Божественный Совет Астарты собрался в покоях верховной жрицы, и пока та излагала требования Великого Льва, все слушали и думали каждая о своем. Совет состоял из самой верховной жрицы и двух ее советниц, старших жриц, которым предстояло со временем наследовать пост верховной служительницы богини.
– Как можно предать жрицу земному суду Великого Льва? К чему это приведет? – спросила сестра Альма, маленькая сморщенная старушка с лицом, похожим на мордочку любопытной обезьяны. – Какое преступление совершило это дитя? А хоть бы и совершила – нам судить ее, нам назначать наказание. Мы должны защищать своих, даже если это означает вызов царю.
– Могут ли жрицы позволить себе столь благородный жест? – спросила сестра Хака – смуглая кожа в оспинах, длинные черные волосы, тронутые сединой, жестко очерченные челюсти и низкий, почти мужской голос. Ей еще не исполнилось сорока, и она, несомненно, переживет верховную жрицу. До последнего времени считалось, что именно Хака унаследует руководство жрицами, и она этого страстно желала. Однако после появления в Опете пророчицы ее положение пошатнулось. История свидетельствовала, что именно пророчицы становились в конце концов верховными жрицами, именно их шансы на это были наибольшими. Вдобавок Танит была бесспорной любимицей верховного жреца, а это важное преимущество, когда речь идет о заполнении вакантного места в Божественном Совете. В лице Танит у сестры Хаки появилась сильная соперница, но у нее были и иные, помимо политических, причины ненавидеть ее.