Птицеед

Пехов Алексей

Просто хладнокровный палач – не моё призвание.

Голова, шедший вместе с Болоховым, остановился, дожидаясь нас, сразу заработав косой взгляд от росса.

– Мне не нравится, что мы уходим всё дальше.

– Она из Чаек. Думаешь, так легко проигнорировать её просьбу о помощи?

Хороший благородный Дом. Один из восьми влиятельных, наряду с теми же Пеликанами. Здесь мы выходим на тонкий лёд отношений, долгов, обязательств, услуг и выгодных союзов между благородными семьями. И Голову можно понять. В том смысле, что ссориться

из-за «пустяков» без причины недальновидно. Не знаю внутренних договоров между Чайками и Пеликанами. Лично мой род хоть и благороден, но за века столь измельчал, что мы стали очень далеки от больших игр возле престола лорда-командующего.

Я улыбнулся россу, вновь обернувшемуся через плечо. Он нахмурился пуще прежнего. Странно. Всегда считал, что моё обаяние не знает границ. Голове я сказал:

– Подытожим. Она, как и Болохов, почувствовала Перламутрового колдуна. Его нельзя не почувствовать, их магия для других ветвей как ведро валерианы для городских кошек.

– Скорее, как землетрясение.

– Не суть. Она сунулась сюда и наткнулась на несколько групп агрессивных незнакомцев. Одна из них – те нехорошие ребята, что хотели прикончить меня, когда сочли, что я из её команды. Ритесса смогла убить их всех, но потеряла и своих людей, кроме нашего неулыбчивого друга.

– Всё так.

– И теперь ей нужна помощь, но она не желает давать объяснения. И ведёт нас непонятно куда.

– Именно.

Иногда флегматичное спокойствие Тима начинает раздражать даже такого дружелюбного человека, как ваш покорный слуга.

– А с Болоховым она о чём говорила?

– Без понятия. Она общается с ним на росском.

Его бульдожья морда выглядела столь же безупречно, как гранитная глыба.

– Дама попросила о помощи и мы, как достойные жители Айурэ, не можем оставить её в беде, но хочу заметить, что всё это сомнительно. Откуда она вообще здесь появилась?

– В смысле, в Иле? Находилась в свите лорда Авельслебена.

Это мало о чём говорило. С полком она могла быть по тысяче причин. И ещё по десяти тысячам уйти от них, оказавшись именно здесь.

Впрочем, все подобные мысли улетучились из моей головы, стоило только увидеть, куда привела нас колдунья.

Мы потрясённо молчали, пытаясь оценить увиденное.

Фрагмента кладбища Храбрых людей больше не существовало в реальности. И говоря о «фрагменте» я подразумеваю площадь размером в несколько кварталов Айурэ.

В одной страшной сказке, которую взрослые рассказывают непослушным детям, на обратной, не видимой нам стороне луны, живёт Сытый Птах. Мерзкое чудовище, питающееся светом далёких холодных звёзд. Иногда в дырявом лунном кратере мелькает его зловещий красный глаз, которым он смотрит в детские спальни. И если кто-то ведёт себя плохо, с той стороны луны появляются лиловые пальцы, которыми создание сжимает поверхность спутника. Но никогда Сытый Птах не показывается полностью, опасаясь солнечного света, слишком яркого для его тёмной сути.

Как-то

придя в университет к брату, я в первый раз заглянул в телескоп. Разумеется, искал Сытого Птаха и конечно же не нашел. Но вдоволь насмотрелся на кратеры.

Так вот, открывающееся сейчас перед нами зрелище сильнее всего напоминало лунный кратер. Вместо каньонов, скал, гробниц, цветущей мальвы и тропинок – впечатляющая вмятина, в которую, казалось, можно было вылить парочку внушительных озёр. Никаких следов огня, обожжённого камня или спёкшегося песка. Я бы сравнил это с каплей кислоты, упавшей сверху.

Капля была очень большой, и она разъела всё, до чего могла дотянуться, вгрызлась в землю, оставив страшную рану.

– Дери совы. Что это такое? – Голос у Колченогого скрежетал от увиденного.

– Это работа колдуна Перламутровой ветви, – проронил я. – Вранья дрянь, а не магия.

Ида Рефрейр обернулась ко мне:

– Видели уже такое раньше, риттер?

Если не желаешь отвечать и хочешь прослыть невежей, всегда отвечай вопросом на вопрос:

– А вы, ритесса?

Она едва заметно поморщилась, ответила сухо, но вежливо:

– Нет. Их очень мало, и они редко используют магию в таких масштабах. Это мгновенно разряжает солнцесвет и ослабляет руну, стирая грани.

– Но каков эффект. – Я мог бы поспорить, что Голова, при всей своей непроницаемой роже, пребывает в потрясении. Его глазки за стеклами очков были необычайно живыми. – Вы видели, как это произошло?

Женщина чуть качнула головой:

– Я счастливый человек, потому что была далеко, когда всё случилось. Нашла это место уже таким.

Она стала спускаться вниз, даже не проверяя, идём ли мы за ней. Уж не знаю, что ещё более интересное, чем это, могла предложить посмотреть нам сия особа. Но все послушно последовали за ней.

Стены не были отвесными. Их «выело». Известняк «стёк» или, точнее, «вскипел», большей частью растворившись, но по краям застыл, образуя ступени. Здесь пахло тяжело и странно. Незнакомо. Даже для Ила.

Словно аптекарь разбил с десяток разномастных склянок и просыпал на них ведро корицы вперемешку с кофе.

Я задрал голову вверх, чтобы убедиться, что всё ещё пребываю в реальности, а не в каком-то причудливом наркотическом сне, после укуса седьмой дочери, и с облегчением увидел вечный розовый месяц, а не луну с восседающим на ней Сытым Птахом.

По счастью, Одноликая не настолько меня ненавидит, чтобы пугать мозг подобными видениями.

Спуск занял больше десяти минут. Не скажу, что это было так уж сложно, но приходилось двигаться по траверсу склона, в поисках подходящих ступенек.

Внизу лежали мертвецы.

Пятеро, сложенные в ряд, укрытые собственными плащами болотного цвета. Из-под плащей торчали лишь ботинки с металлическими набойками.

– Это ваши люди? – Болохов указал на мёртвых.

– Да. А там нападавшие. Они уже были здесь, мы им помешали.