Птичка польку танцевала
Шрифт:
Он опустил дочку на пол.
– Очень удачно прошли! Два раза был аншлаг. Так что мы теперь с деньгами! – Он был радостно возбужден. – И я привез кое-что в подарок Анечке.
– Папочка, какой подарок? Какой? – Девочка захлопала в ладоши, нетерпеливо запрыгала вокруг его вещей.
– А вот такой, моя принцесса!
Он открыл свой загадочный сундучок. Внутри оказались покрытый войлоком диск, хитрый механизм с иголочкой и маленький рупор.
– Граммофон!
Анечке сразу захотелось послушать.
– Тай папа отдых, – предупредила мать.
– Ничего, я не устал.
Отец щелкнул замками чемодана, жестом фокусника достал оттуда пластинку.
–
Он поставил ее на диск. Покрутив ручку, завел граммофон. Когда пластинка разогналась, плавно опустил на нее иглу. Послышалось шипение. Анечка, замерев посреди комнаты, вслушалась в звуки оркестра. Она покрутила головой, согнула коленки в такт музыке, воспринимая ее всем своим маленьким телом.
Женский голос запел:
Не щекочи, голубчик, Не щекочи, голубчик, Не щекочи, голубчик…– Иглу надо заменить! – спохватился отец.
Он отыскал в чемодане жестяную коробочку – не больше леденцовой, с нарисованным на ней ангелочком. Открыв ее, неловкими пьяными движениями перебрал запасные иглы.
– Да это не так просто… Завтра заменю! Сейчас все равно ничего в темноте не разберешь. – Папа захлопнул коробочку и завел граммофон по новой. На этот раз не заело.
Не щекочи, голубчик, Меня не раздражай! Ты, миленький амурчик, Почаще приезжай! [3]Анечка начала танцевать, заламывая руки и кокетничая. Ей хотелось быть похожей на взрослую артистку. Она была такой крошечной, такой деликатно сложенной, с большими глазами и каштановыми локонами, спускавшимися до самой талии, с маленьким вздернутым носом и прекрасным цветом лица. Отец сидел, расслабленно помахивая ногой в лакированном ботинке, и с хмельной улыбкой смотрел на дочку.
3
Пластинка фирмы грамзаписи «Экстрафон», работавшей в Киеве в 1911–1919 годах. Песня в исполнении шансоньетки Анички Иртлач.
– Запомните мои слова – эта барышня будет королевой сцены!
Он наконец заметил, что жена собирает на стол.
– Не надо, дорогуша, я совсем не голоден.
– Почему? – Поджав губы, женщина замерла над столом.
– Поужинал в ресторане.
– Опять празтник? – ревниво спросила она.
– Ну да. Отмечали… Одна удачная гастроль закончилась, завтра другая начинается. Без ангажемента не сидим!
– Опять был со своими тамочки?
– Зачем ты так? Эти дамы – тонкие ценительницы искусств и таланта.
– А мы с Анхен только ждать? – В ее покрасневшем от обиды лице проступило что-то кроличье.
Анечка слушала их, испуганно присев перед граммофоном. Песенка закончилась, но пластинка все крутилась, издавая слабый шум, словно кто-то маленький отбивал на ней неторопливую однообразную чечетку своими крошечными ботиночками.
Отец закатил глаза – ну вот, началось! А ведь он явился домой в прекрасном настроении. До чего надоели эти скандалы и сцены ревности.
– Ну что ты опять, право дело… Ну нельзя артисту без гастролей. Гастрольная жизнь нелегка, ты должна это понимать. Или, может, я чего-то не знаю? Может, у нас под
Женщина опустила глаза. Когда разговор заходил о деньгах, ей нечего было возразить. Покорности и расчетливости она научилась у своей немецкой матери. Вот только хозяйственности не научилась. Ее бережливая матушка одной спичкой сразу две керосинки зажигала. А она две или три спички растратит, прежде чем одну керосинку зажжет.
Молча убрав нетронутую еду, женщина подошла к окну. Из черноты на нее посмотрело отражение – некрасивая тетка с толстой шеей. Нелюбимая, скучная и никому не нужная – как те бабушки в черных платьях, которых водят на прогулку вокруг Сулимовской богадельни.
Ее золотая сказка на серебряном экране закончилась, едва начавшись. И не выросло под окном никакое волшебное дерево, лишь старая липа стоит с опустевшим вороньим гнездом. В марте там выводила потомство ворона, из-под ее крыльев высовывали свои клювики голодные воронята. Они дожидались папочку, а он нечасто прилетал, тоже безответственный попался.
Шло время. Пластинок в доме становилось все больше, граммофон играл и играл, Анечка пела и танцевала.
И через год, и через два… И через пять лет: в той же квартирке, обвязавшись шалями и распустив волосы, она изображала танец восточной красавицы.
Некоторые пластинки она покупала сама. На полочке в ее комнате стояла латунная копилка, девочка отправляла туда пятаки, которые мама выдавала ей на завтрак в гимназии. Каждый месяц Аня вставляла в скважину копилки ключик и высыпала монеты на кровать – опять набралось на новую пластинку.
Пупсик, звезда моих очей! Пупсик, приди на зов скорей! Пупсик, мой милый пупсик! Ты наш кумир! Тебе весь мир! [4]4
Популярная песенка из оперетты немецкого композитора и дирижера Жильбера Жана «Пупсик» (1912).
Граммофонные голоса стали ее первой школой. К счастью, не последней. Другая шансонетка исполняла игривые куплеты «В штанах и без штанов» [5] с мужским хором. Дуэт частушечников был не лучше:
Я ведь – Ванька! Я – Машуха! Я те – в зубы! Я те – в ухо!Настоящей звездой считалась Ленская. Говорили, что ей принадлежит огромный семиэтажный дом на Прорезной. Анечка мечтала петь, как эта Ленская.
Захочу – вот вам и ножка, Захочу – еще немножко! [6]5
Пластинка шансонетки Мины Мерси с песней «В штанах и без штанов» (1913).
6
Автор неизвестен. В историю шантанной эстрады вошло как «распутные куплеты» Марии Ленской.