Птички в клетках (сборник рассказов)
Шрифт:
Я похолодел.
— Я нашел нам гостиницу, — сказал я.
— Я тоже, — сказала она. — Правда, здорово?
— Мне ее рекомендовал Гарри, — сказал я.
— И мне тоже он. Я ему звонила.
Гарри решил предусмотреть все. Это он устраивал наш брак.
И вот мы, уже муж и жена, сидим в поезде, и поезд везет нас в Лондон. Никогда не забуду этого путешествия: оно длилось всего четыре часа, но мне показалось — недели две, не меньше. Поля, поля, грибники, телеграфные столбы, заводы, снова поля, полустанки, огороды, города… У нас было отдельное купе.
— Ты не привязал к своему чемодану ярлык, — сказала она, глядя на багажную полку.
— Привязал сегодня утром, ты же мне напомнила, — ответил я, обнимая ее.
— Не вижу, — возразила она. Я засмеялся.
— Он с той стороны, — сказал я и, повернув чемодан, показал ей ярлык.
Она все еще не верила.
— Смотри же, — сказал я. Она была легкая как перышко, и я поднял ее и поставил на сиденье, чтобы она своими глазами увидела ярлык.
— Так я и знала, — накинулась она на меня. — Ты привязал не тот ярлык.
— Как не тот? Тот. — И я прочел: — Барнаби-стрит, гостиница "Остин".
— А мы будем жить в гостинице "Френнз". — И она показала мне ярлык на своем чемодане.
— Это ты перепутала, — сказал я. — Гарри назвал мне "Остин".
— Нет, "Френнз", и ты это прекрасно знаешь.
— Ты уж не сердись, но он назвал "Остин".
"Остин" — "Френнз", "Френнз" — "Остин" — и так без конца. Она вскипела.
— Вот и мама говорила, что ты упрямый!
Поезд замедлил ход — мы как раз проезжали мимо грузового состава, в котором везли мычащих телят.
— Бедненькие! Обреченные! — вскричала Виктория. — Посмотри на них.
И тут же накинулась на меня:
— Ничего себе свадебное путешествие! Ты даже не знаешь, куда мы едем.
— В гостиницу "Остин", — сказал я. — Я там заказал номер, вот и письмо от них.
Я протянул ей письмо. В верхнем углу бланка значилось: "Гостиница "Остин"". Но Виктория никому не верила на слово. Она взяла листок и внимательно прочла все от первого до последнего слова — дважды. Потом перевернула — не написано ли что-нибудь на обороте.
— Ну вот видишь, — сказал я.
— Ты переиграл все за моей спиной, — заявила она.
— Я сейчас поменяю твои ярлыки, — сказал я, доставая ручку.
— Не смей. — Она выхватила у меня ручку. — Он так со мной поступил, и ты думаешь, я поеду в гостиницу, которую предложил он?
— Он обе предложил.
— Одну назвал тебе, другую — мне, — сказала она.
— Я понимаю, почему его предка казнили, — сказал я. — Но сейчас он просто хотел, чтобы у нас было из чего выбрать.
— Выбрать! — фыркнула Виктория. — Тебе смешно! Да разве нам позволено выбирать? — Я стал глядеть в окно.
— Фазан. Скорее, смотри, — позвал я ее. Она повернула голову.
— Два, — поправила она меня и мрачно уставилась на свои сложенные на коленях руки. Я снова ее обнял. — Природа — ловушка, — изрекла она, отодвигаясь. — Не трогай меня.
Она закрыла глаза. Все ерзала, никак не могла устроиться. В сердцах положила мне голову на плечо. Вдруг какой-то румяный молодой солдат — он что-то кричал своим товарищам — открыл
— Сказано тебе: отстань, — приказала Виктория.
— Да что с тобой?
— Что со мной, что со мной — занудил. Нечего спрашивать. Расскажи лучше что-нибудь.
Солдаты с гиканьем топали по проходу. Конечно же, как только Виктория приказала мне рассказать ей что-нибудь, у меня все вышибло из головы. А она — она всю дорогу до Лондона молчала. О чем она думала? О чем я-то думал, понятно.
Дома за окном сближались. Их были сотни, тысячи, и паровоз истошно гудел на них. Проехал автобус, на нем было написано "Виктория", я до того разволновался, что легонько подтолкнул ее локтем. Она даже не поглядела в ту сторону. Пошли туннели, Лондон швырял в нас свой дым.
— Подъезжаем! — закричал я — до того разволновался. Она промолчала. Не проронила ни слова, даже когда мы выходили на перрон, но я и рта раскрыть не успел, как она бросила водителю такси:
— Гостиница "Остин".
— Это где такая, мисс? — спросил водитель.
— На Барнаби-стрит! — крикнул я через ее голову.
Лондон, казалось, насквозь пропах газом, дома были похожи на грязных воробьев, а небо точно старое тряпье.
На улице, где находилась "Остин", домов десять, не меньше, были переоборудованы в гостиницы: "Линден", "Стелла Марис", "Северная", "Фицрой", "Малверн" — читал я названия. Выглядели все очень приветливо, у одной окна были обведены синими и желтыми лампочками; за ней шла наша, она была выкрашена от подвала до второго этажа в зеленый цвет. "Остин" — значилось на вывеске. Для постоянных гостей. Для постоянных — это хорошо. Виктория мне говорила, что ее чуть не стошнило, когда хозяин нашего обувного магазина рассказывал ей, как тридцать лет назад он и его молодая жена жили в номере-люкс для новобрачных в большом отеле в Вентноре.
— Ты дал таксисту на чай? Почему тогда он на нас так смотрит? — сказала Виктория, когда он выгрузил наши чемоданы.
— Не на нас он смотрит, а на гостиницу, — объяснил я.
Из полуподвала к двери поднялась горничная-ирландка, жуя что-то на ходу, сказала: "Распишитесь вот здесь", потом: "Вам на самый верх, номер двенадцатый", тут снизу донесся свисток. "Я сейчас, только выключу этот дурацкий чайник", — сказала она.
Мы поднялись. Чистота — нигде ни соринки, все надраено, покрашено, на каждой площадке папоротник в медном горшке. Тихо, ни души. На третьем этаже из какого-то номера выглянула девушка в халате и с расческой в руке и изумленно уставилась на нас с Викторией.
— Извиняюсь, я думала, это Гледис, — сказала она. Приветливый здесь народ. Тут горничная, которая наконец-то догнала нас, объяснила ей:
— Это те самые новобрачные.
Сердце у меня колотилось, хотелось есть: всю дорогу до последнего пролета нас преследовал запах мясного пирога. Горничная распахнула дверь. В комнате стояла двуспальная кровать, накрытая приятным розовым покрывалом, на окнах затейливые плетеные шторы с нарциссами и зайцами.
— Ой, что же это я — так с утра и не убрала! — воскликнула ирландка и подхватила швабру, которую оставила у туалетного столика.