Птицы небесные. 1-2 части
Шрифт:
— Батюшка, это перед нами какая вершина? — спросил мой неугомонный спутник.
— Цыбишха.
— Давайте взойдем на нее! Тут же близко! — принялся он уговаривать меня.
— В другой раз, Андрей. Пора вниз идти! — пришлось остановить рвение восходителя.
— Ну ладно… — согласился он с неохотой. — А все же мне здесь нравится…
На спуске в лесу Андрей внезапно остановился и стал очень серьезным. Он уставился куда-то вниз и знаками показывал, что внизу кто-то бродит. Его настороженность передалась и мне.
— Что там? — шепотом спросил я.
— Медведь. Большой. Рыжий… — так же
— Знаете, он очень внимательно на меня посмотрел… Я не ожидал… — задумчиво произнес Андрей.
При возвращении на поляну мне вновь пришлось неоднократно испытать крутизну склона собственной спиной. Как бы там ни было, я в сильном унынии опять держал в руках доставшиеся мне старые сапоги и удрученно рассматривал их стертые подошвы, слушая веселое пересвистывание птиц, зовущих нас отправиться в неведомые края. В самом начале трудного похода я оказался в изношенной чужой обуви, доставившей мне уже много неприятностей. А теперь движение в ней по сложным горным трассам становилось опасным.
— Такие сапоги на склоне меня держать не будут! Это совершенно ясно! — вслух высказал я свое огорчение.
— Отче, возьмите мои сапоги, а я пойду в ваших! — великодушно предложил мой товарищ.
— Нет, Андрей, у твоих сапог размер меньше, спасибо! — с признательностью поблагодарил я его за самоотверженный порыв.
С тех пор я всегда осматривал обувь перед походом и просил это делать и своих спутников. «Что ж, буду в опасных местах держаться за Бога, больше не за кого!» — решил я, и на сердце посветлело.
Когда глаза начинают видеть сокровенное, а уши способны слышать потаенное, сердце легко принимает истину. Но еще требуются долгие годы для ее глубокого осознания и усвоения душой. Поверхностные знания ум схватывает на лету, это отличительный признак пустых знаний. Но даже самый сильный ум не может быстро усвоить духовные знания, так как вначале он должен отказаться от самого себя. Простой и цельный ум, не имеющий предпочтений, быстрее овладевает сложными духовными знаниями, чем сложный и многознающий ум — простыми истинами.
МЦРА, МАЛАЯ АННА И ЧЕДЫМ
Когда в душе умолкнут размышления и представления о чем бы то ни было земном, в ней наступает дивное молчание, немое от всего вещественного. И это молчание становится небесным молчанием, когда в нем начинает говорить Господь неизреченными словами, воспринимаемыми духовным слухом чуткой души как веяния Божественной благодати. Хотя из любви возникает все, что есть, что было и будет, сама любовь остается всегда той же самой, без всяких изменений, ибо она даже сейчас такая же, какой была и будет во веки веков.
Преодолевая жизненные рубежи, мы преодолеваем на самом деле собственные страхи и опасения, чутьем проникая в обостренное восприятие Божественного Промысла, хранящего нас и ведущего по жизни на встречу с Богом.
Мы вновь долго пробивались сквозь сплошные заросли рододендрона и лавровишни, пока не оказались прямо напротив виденной нами в бинокль прекрасной уединенной долины. С трех сторон ее закрывали скальные хребты. В центральной части
Необходимо было спуститься к Бзыби, но нам ее никак не удавалось увидеть. Мы находились в непроходимых широких кустарниковых зарослях, не ведая, где они заканчиваются. Стали ориентироваться на смутный шум реки, но прошло уже два часа нашего утомительного лазания по зеленым дебрям, а мы все еще не достигли берега. Земли под собой мы тоже не видели, так как уже несколько часов шагали по толстым переплетенным ветвям могучих кустов.
Случайно глянув вниз, я ужаснулся: мы все это время ползли над Бзыбским каньоном на огромной высоте! Ветви, подобно крыше, срослись между собой. Река шумела далеко внизу под нами, белея порогами. Не зря этот каньон считался непроходимым! Пришлось еще некоторое время ползти по кустам, опасаясь свалиться вниз. Вскоре начались громадные скальные блоки из базальта, затем каменные осыпи, и мы очутились на берегу реки, за пределами верхнего каньона.
Перед входом в узкое непроглядное ущелье Бзыбь привольно текла по галечниковым отмелям. Перейти ее вброд не составляло труда. Интересно было подняться на вершину нашей лесной горы — вид с нее открывался замечательный. Но с мечтой о постройке здесь уединенной церкви пришлось расстаться. Никакой груз по каньону затащить в эту даль не представлялось возможным. К востоку от вершины, где мы стояли, отходила узкая перемычка, поросшая редким кустарником. Она переходила в пологий склон левого борта долины, смыкаясь с большими скальными уступами, внушающими трепет.
— Батюшка, а куда идти дальше? — озираясь, спросил Андрей.
— Наверх, по скалам. За ними большие озера. Мне о них рассказывал лесничий, — ответил, я внимательно рассматривая лобастые скалы.
— Но там же стена!
— Вот туда и пойдем!..
На месте стало заметно, что на стену можно взойти по пихтовому редколесью. На карте у лесника стояли обозначения, что скальные уступы на подступах к озерам непроходимы. По опыту мне уже неоднократно пришлось убедиться, что на картах горы — это горы официальные, а на месте — они живые и умеют говорить о себе лучше всяких карт.
Солнце уже закатывалось за Чедым, когда мы, сильно уставшие, поднялись в луговое высокогорье. Повсюду рос низкорослый белый рододендрон. Его цветки были сладкими на вкус, и мы заварили их как чай, разведя слабый костерок из случайно найденной коряги. Пока ставили палатку, солнце почти закатилось. В долине Бзыби наступила ночь, а на гребне, где стояла палатка, все еще было светло. Нас мягко окутал загадочно-безмолвный вечер. Травы, палатка, наши лица, горы и небо — все погрузилось в розовое зарево тонких и нежных оттенков. Это было настолько красиво, что мы сели на розовую траву, достали четки и молились, пока не подступила темнота. Разговаривали мы шепотом, не желая тревожить этот не от мира сего удивительный розовый свет, который тихо угасал на наших лицах, словно это было сокровенное свидание с небесами.