Птицы небесные. 1-2 части
Шрифт:
Отец Пимен передал мне привезенные им новые резиновые сапоги, а также письма от отца и от батюшки и стал осматриваться по сторонам.
— А вы чем порадуете? — поинтересовался он.
Нам было что показать: ошкуренные и подсыхающие бревна, разложенные по поляне, радовали глаз. Их уже набралось вполне достаточно, чтобы строить церковь и келью. Так как надобность в келье отца Пимена отпала, старец разрешил мне, в виде исключения, совместить церковь и келью. Размер кельи я выбрал минимальный — два на два с половиной метра. Престол и жертвенник предполагал соорудить в восточной части этого
— Это хорошо. Может, к зиме успеете срубить церковь? — спросил гость, выслушав мои объяснения и примерные расчеты.
— Помолись, отче, хотелось бы успеть! — ответил я.
— Ну а как рыбка — ловится?
— Ловится, — заверили мы гостей. — Но на троих у нас больше восемнадцати форелей никогда на уху не попадалось…
— А Василий Николаевич утверждает, что любой рыбак на Грибзе сто штук за один раз запросто ловит! — заметил архимандрит.
— У нас Андрей — заядлый рыбак, он поймает и больше!
Наша компания спустилась к реке, где гости вырезали себе удилища, а мы приладили лески, грузила и крючки. Не прошло и часа, как Андрей поймал двенадцать форелей, и мы, кроме архимандрита, каждый по две штуки. Итого оказалось снова на уху восемнадцать рыб.
— На ужин хватит! — сказал я. — Больше вряд ли поймаем…
Заядлый рыбак стал упрашивать нас продолжить ловлю.
— Еще часок! — умолял он. — Отец Пимен пока еще ни одной не поймал…
Прошел еще час, начало смеркаться. В речных заводях уже вздрагивал молодой месяц.
— Два часа сижу, и хотя бы одна маленькая рыбка клюнула… — пожаловался мой друг. — Пора сматывать удочку!
Он потянул леску из воды и замер: на крючке поблескивала небольшая рыбешка, которая, похоже, давно уже была поймана.
— Вот и рекорд — девятнадцать штук! — обрадовался начальник скита. — Но все же рыбная ловля, кажется, не мое занятие…
— Еще половим, батюшка, ну пожалуйста! Прошу вас! Мы поймаем больше, вот увидите… — уговаривал его Андрей.
Мы снова разбрелись вдоль берега, но удача покинула нас. Все собрались на берегу, ожидая «оруженосца».
— Ну как улов? — спросил у него архимандрит.
— Все сорвались, отче! — махнул тот рукой. — А форели были большие! Если бы еще половить, то поймали бы, это уж точно…
При свете фонариков мы поднялись к палаткам. Вечер у костра за ухой пролетел незаметно. Последние отблески розового сияния покинули зубцы Чедыма. Со снежных вершин потянуло холодом. Монашеское правило и вечерние молитвы мы прочитали при свечах. Расходиться по палаткам никому не хотелось. Мне все больше нравился «оруженосец» архимандрита, он тоже приглядывался ко мне, озаряемый светом костра. В конце концов скитоначальник согласился отпустить Андрея на Грибзу, чтобы он помог мне соорудить фундамент под храм. Этот веселый парень обладал большой физической силой.
— А я как раз хотел попросить у тебя твоих ребят! Нужно к зиме заняться заготовкой дров, а то часть моих помощников осталась в Лавре, — обрадовался мой товарищ, когда я спросил у него об Андрее. — Пусть Андрей отправится с тобой в следующий раз, когда ты с ребятами спустишься в скит, — заключил отец Пимен.
Уходя, Андрей
Оказав помощь скитоначальнику и братьям в заготовке дров, мы с Андреем попросили всех помочь нам донести до тайника на водопаде продукты, разборные двери и окна. Распиленный на куски пластик на крышу, десять штук в пачке, размером метр на полтора, я понес сам, не желая никого обременять. Нести кровлю было очень трудно, так как листы ее задевали все ветви на кустах и приходилось буквально продираться с нею сквозь заросли. Здесь на тропе я впервые нос к носу столкнулся с черным медведем, носящим название, как написано в книгах, «гималайский». Зверь очень свирепый, шерсть черная, только на шее белый воротничок. Этот опасный лесной обитатель умеет проворно лазать по деревьям, что всем нам очень не нравилось.
Зверь шел по тропке, опустив голову и настороженно принюхиваясь к следам. Он полностью увлекся запахами и не заметил меня.
Таща тяжелый шифер, я шел, также опустив голову, впереди нашего каравана. Соленый пот заливал глаза. Если бы не крик Андрея, шедшего позади меня с продуктами, «Батюшка! Да медведь же!», столкновение со зверем произошло бы неизбежно. Мы с медведем уставились в глаза друг другу. Затем он резко мотнул головой и бросился через кусты вниз по обрыву. Эта встреча живо обсуждалась на всем пути к водопаду, и многим братьям дала повод поупражняться в шутках по моему адресу. Отца Пимена с нами не было, он простыл и лечился в скиту травяным чаем.
Перед следующим забросом груза на водопад всем пришлось потрудиться на пасеке у Василия Николаевича, где у него стояло более ста двадцати ульев. Братья срезали соты с рамок, я крутил ручку медогонки, а пчеловод и его сыновья подносили рамки с медом. Мед оказался просто превосходен, такого вкусного не приходилось отведывать ни раньше, ни позже, когда я уехал с Кавказа. Чистый и ароматный, он имел удивительный вкус, не похожий ни на какой другой мед.
— Слеза! — с гордостью говорил Василий Николаевич, угощая нас свежим медом. Пасечник рассказал, что некогда абхазские пчелы получили золотую медаль на выставке в Париже. Потом довелось прочитать об этом в книге по пчеловодству.
На пасеке мне впервые довелось отведать «дурной мед».
— Попробуйте для опыта! Это полезно! — уверял Василий Николаевич.
Такой мед, по его словам, пчелы берут с фиолетовых цветков рододендрона, которые нельзя ни есть, ни заваривать в чай. Мед же с белых цветков этого растения считается в народе лекарственным и излечивает от всех болезней. Мне дали только слизнуть несколько капель с кончика ножа, и в голове сразу стало холодно, при резком движении в глазах вспыхивали искры. Вероятно, «дурной» мед сильно понижал давление, потому что в скит я брел покачиваясь, кружилась голова. Когда я пришел на Решевей, пришлось залезть в палатку и лежать до вечера.