Птицы небесные. 1-2 части
Шрифт:
В Душанбе я уговорил родителей отдать мне маленький флигель во дворе, где устроил себе жизнь по Пештовинскому образцу: стал жить без всякой мебели. Постелив курпачу, тонкий азиатский коврик, я спал, молился, читал и даже печатал на пишущей машинке, сидя на полу. Мама была шокирована моим восточным аскетизмом, но для меня это было самым простым и привычным образом жизни. Сидя на полу с книгой, у раскрытого настежь окна, слыша распевающих на все голоса скворцов, я любовался нежными молодыми листьями винограда, насквозь просвеченными весенним солнцем, словно детские ладошки на свету, и мне казалось, что я чувствую биение каждой жилки на нем и каждое дыхание легкого ветра в бездонном небе, скользящем сквозь листву. Поэтому сочинять стихи не требовалось, они писались сами.
Все эти стихотворения появились в журнале «Памир», а некоторые другие стихи периодически печатались в газете «Комсомолец Таджикистана», где художественным редактором в отделе поэзии работала талантливая молодая поэтесса, уже издавшая несколько поэтических сборников. Когда я принес домой только что вышедший из печати журнал и несколько газет со стихами, мама, прочитав их, прослезилась, а отец, водрузив на нос старенькие очки, внимательно прочел все стихотворения:
— Стихи — это хорошо. Главное — сказать кратко. Пиши дальше. Мне нравится.
Этот всплеск поэтического творчества каким-то образом повлиял на нового начальника гидрометеостанции и на художника. Оба написали по несколько стихотворений,
Как-то раз весной Авлиекул уехал в Институт и задержался на месяц на курсах переподготовки специалистов. Его жена с детьми и я остались на станции. Отношения у нас были простые и дружеские, и у меня даже в мыслях не было причинять моему другу неприятности. По-видимому, подозрение не давало бедному парню покоя, потому что когда он появился на станции, то очень внимательно посмотрел на лицо жены, потом мне прямо в глаза. Не заметив ничего подозрительного, мой друг успокоился:
— Знаешь, у нас говорят, что раз в жизни любая женщина за себя не отвечает… Спасибо тебе, что хранишь мою семью! Верно сказано — коня проверяй расстоянием, а дружбу — временем.
После этого геолог уже не посматривал на нее и на меня с тревогой.
В марте снега выпало очень много, но на солнце было очень тепло. Расчистив площадку перед крыльцом, я колол дрова. Устав от рубки поленьев, я распрямил спину и посмотрел на противоположную сторону. Там, на скалах, было заметно какое-то движение. В бинокль стало хорошо видно, как на теплых протаявших скалах лежала, греясь, медвежья семья. Огромная бурая медведица забавлялась с двумя медвежатами. Она ласково лизала их, позволяя детенышам творить с ней что угодно. Они вскарабкивались ей на голову и, кувыркаясь, съезжали с ее широкой спины. Во всех их действиях было очень много любви и ласки.
Чувство того, что все в мире движется только любовью и существует ради любви, переполняло мое сердце. Оно ощутимо жило единством со всяким существом в мире, ощущая живущую во всем любовь, и само посылало всему живому ответные волны любви. Это чувство всеобщности с природой длилось всю зиму. Мне начало казаться, что я сроднился с этим чувством навеки и никакой город не украдет никогда у меня эту любовь. Увы, приехав в Душанбе, я растерял это ощущение в первые же несколько дней так же, как терял прежде. Это заставило меня задуматься о стяжании настоящей некрадомой любви, которую ничто бы не смогло отнять. Такая любовь хранилась в Небесной Церкви, уча душу искать ее через Церковь земную, но на стяжание этой любви понадобились долгие-предолгие годы многих усилий и страданий.
Что ищешь ты в миру, сердце мое? Череду дней, превращающихся в паутину, называемую жизнью? Паутину, улавливающую соблазнами доверчивую душу? Близость людей, безполезно стареющих в безжалостных объятиях мирской суеты и в конце встречающих ледяные объятия мерзлой глины? Смех и веселость человеческую, мгновенно обращающихся в печаль и горькие слезы? Помоги мне, Боже, обрести в Божественной благодати необходимые силы и навечно отрешиться от пустого кружения в насквозь фальшивом мире, чтобы ощутить в сердечных глубинах струящуюся Твою безконечность.
ПАМИР
Бог не может стать менее добрым, чем Он есть, поэтому Бог — Свят. Мы сотворены Им как Его подобие, но склонны изменяться на худшее состояние, поэтому мы- грешные люди. Если нам удается с помощью Бога преодолеть изменение в нас на худшее и обратиться к святости, то наше истинное богоподобие восстанавливается в нас во всей полноте добра, вложенного в нас Богом. Неизменяемость в нас добра обретается через безстрастие, а восстановление в добре совершается через покаяние. Неизменяемость благодатного состояния духа и безстрастие приводят нас к истокам Божественной жизни — к Божественной любви, начинаясь с откровения благодати внутри нашего сердца.