Птицы небесные. 3-4 части
Шрифт:
МИНЫ
Без Тебя, Боже мой, не нужен мне этот воздух земной, отравленный и ядовитый, и нисколько не нужен даже воздух Небес, где обитают Ангелы, если я не зрю Тебя всецело в сокровенных недрах духа моего. Без Тебя, Иисусе, не знаю, есть ли кто иной, более страдающий, чем я, грешный сын земли сей? А с Тобою, Сладчайший Христе мой, не ведаю, есть ли кто-либо более блаженный, чем я, неведомо как сподобившийся неизреченной милости Твоей. Оживи меня, Спасе мой, всецело и всесовершенно, ибо если тело мое, ум мой или сердце останутся хотя бы единой частью своей
Когда мы проходили мимо сельсовета, нас остановил новый глава Псху, худощавый высокий мужчина лет сорока пяти, имевший поддержку у абхазов.
— Эй, эй, Георгий, постой-ка минуточку! Ты мне три месяца назад обещал паспортные данные представить, где они? Хочешь, чтобы я тебя законом прижал? — грозно накинулся он на инока. Тот с усилием сдержал свой гнев:
— Некогда было, Зиновий. В следующий раз принесу…
— Я тебя выгоню отсюда к… — Председатель выругался, не обращая внимания на то, что рядом священник. Евстафий набычился. Его скуластое лицо подернулось бледностью.
— Да ты сам туда катись, куда меня хочешь отправить… Чего ты меня законом пугаешь?
Они стояли друг против друга, нервно дыша и сжимая кулаки. До этого мирно стоявшая лошадь, которую капитан держал за поводья, вдруг повалилась на спину вместе с иконой и нашими мешками, с хрустом давя сухари, которыми они были набиты. Инок начал тянуть животное за уздечку, пытаясь поднять его с земли. Но лошадь каталась на спине, нелепо дергая ногами. Я молился изо всех сил, пытаясь изменить ситуацию.
— Зиновий, под мою ответственность: обещаю вам, что он обязательно принесет паспорт, как только придет на Псху в следующий раз!
Председатель перевел угрожающий взгляд на меня и неожиданно смягчился.
— Ладно, верю. А что это ваш конь тут разлегся? — Он ударил коня сапогом в круп. Тот покорно встал как ни в чем не бывало. — А Уголовный кодекс, Георгий, я лучше твоего знаю: шесть лет в Магадане отсидел, — бросил нам вслед новый глава администрации.
Через село мы прошествовали молча. Уже в лесу до сих пор молчавший Евстафий сказал мне, обернувшись:
— А иконе-то нашей, должно быть, полный каюк.
— Наверно, — печально ответил я, не представляя, как могла уцелеть большая икона под стеклом, если на ней катался на спине здоровенный конь. Дома мы с трепетом развернули узел, ожидая, что из него посыплются осколки стекла и части поломанной иконы. К нашему изумлению, мы обнаружили совершенно целый киот, и даже на стекле не было ни единой трещины.
— Выходит, икона сама себя уберегла. Похоже, она чудотворная… А я думал, что одни щепочки да стеклышки привезем! — задумчиво высказал инок предположение.
Харалампий ожидал меня в радостном возбуждении:
— Батюшка, нашлась отличная полянка под келью! Только само место расчистить надо. Благословите заняться подготовкой к стройке! Я возьму себе кое-какой инструмент?
— С Богом, отец, только не теряй его в лесу. Из Москвы это железо возить
— Только мои топоры не трогайте! Потеряете, потом век не найдешь…
Он ценил свои инструменты. С топорами у нас действительно бывали недоразумения. Частенько, шаря повсюду в поисках топора или колуна, я расстраивался из-за пустой траты времени. Москвич и вправду был рассеян.
— Харалампий, ты видел топор? Ты же рубил им дрова?
На мой прямой вопрос я получал неопределенный ответ:
— Видел, отче, а где — не помню. Попозже, думаю, найдется…
Верно, спустя несколько месяцев я находил в лесу вытаявшие из-под снега инструменты, забытые незадачливым лесорубом. Харалампий, видя, как я несу из лесной чащи обнаруженные топоры и пилы, обычно приговаривал:
— Надо же, нашлись… Я же говорил, что попозже найдутся!
Инок Евстафий, заметив, что я начал укладывать рюкзак, вызвался помочь мне поднести груз на Гризбу. Но я отклонил его помощь, сославшись на то, что у него полно работы по хозяйству, а наш друг будет занят расчисткой поляны под келью.
— Тогда благословите, я займусь виноградом! Хочу сделать из нашего осеннего урожая для церкви вино кагор.
Это предложение порадовало меня.
— Неужели сможешь? Отец Пимен делал церковное вино, но на него ушло много сахара, которого у нас уже нет.
— Ничего, батюшка, этот сорт «изабелла» даст свой сахар, еще лучше будет — настоящий кагор! — уверенно заявил Евстафий. — А насчет пьянства не беспокойтесь, я полный трезвенник.
— Если так, давай делай, очень интересно! — поддержал я своего друга.
— Только мне придется вино делать в церковном доме, там электричество есть. Для кагора необходимо поддерживать ровную температуру — ни больше, ни меньше, — объяснил он, заботливо осматривая виноградные лозы.
— Ты, отец, заодно паспорт председателю отнеси, зачем себе неприятности на голову собирать?
Капитан почесал затылок:
— Ох, как с ним не хочется встречаться… Ну ладно, раз вы пообещали ему, отнесу свой паспорт.
Под бойкий пересвист синичек легко и ходко шлось по давно знакомой тропе. Наверху стояло безмолвие, нарушаемое лишь шумом ветра в верхушках высоких пихт, крепко вросших в скалы узловатыми корнями. Я увлекся поиском выхода из верхней кельи в альпийские луга. Кустарниковые дебри сменились папортниковыми полянами с причудливо перекрученными стволами сосен. Гул водопадов Грибзы стал слабее.
В лицо повеял привольный воздух с широких лугов верховьев реки. Выбравшись в зеленую речную пойму, радующую глаза пестротой луговых ромашек, я поставил палатку на галечниковой отмели. На противоположной стороне реки, спокойно текущей в низких травных берегах, примерно в километре от моей палатки, стоял балаган Шишина, откуда вился сизый дымок. Я посмотрел в бинокль: из-под темного навеса, где горел очаг, кто-то целился в меня в окуляр оптического прицела винтовки. Пока я закреплял палаточные растяжки камнями, хлынул сплошной стеной летний ливень, не оставив на мне ни одной сухой нитки. Я забрался, в свое хрупкое жилище и выкинул мокрый подрясник наружу. От сильной усталости глубокий сон прервал мои молитвы.