Птицы небесные. 3-4 части
Шрифт:
— Отче, а топор ты ловко в руках держишь, видно, не впервые? — спросил я, удивленный тем, что мне не удается догнать его в работе.
— Я же вырос в деревне. С отцом много поработал, сами дом срубили. Мне бы на Грибзе келью построить: очень здесь нравится. Эх, времени до зимы немного осталось… Может, сейчас начнем валить стволы, не будем откладывать это дело до весны, правильно, отец Симон?
Я согласился, поскольку моя предстоящая поездка в Россию внушала мне серьезные опасения, что до конца осени не успею вернуться на Псху. В азарте работы мы успели заготовить достаточно бревен на
В скиту инок продемонстрировал нам первые успехи в обучении коня:
— Наш Афоня смекалистый, уже под седлом ходит…
— А можно проехать? — не утерпел я.
— Можно, только недалеко. Вдруг понесет… — осторожничал капитан.
— Евстафий, я же ездил раньше и лошадей немного знаю. У самих белая кобыла была в Таджикистане, — привел я свои доводы.
— Так то кобыла, а это — конь! — Он ласково потрепал коня по морде. — У меня на них чутье есть. Если в глазу у коня синий огонь, значит, он дурной, бешеный… А этот, у, дурачок! — Евстафий потянул жеребца за узду, когда тот мотнул головой, ловя губами его руку. — Этот у нас нормальный…
Я сел в седло и выехал за калитку. Словно в далекой юности, мы помчались по лесной тропинке, раскидывая в стороны опавшие рыжие листья. Афон легко слушался команд и своими повадками показывал, что он понимает человека. Проскакав километра полтора, я повернул обратно. У калитки, за которой маячило лицо Харалампия, меня ожидал встревоженный инок:
— Отец Симон, так далеко даже я не ездил…
— Ладно, Евстафий, не бурчи… Молодец, обучил коня! А вот как он под плугом будет ходить?
— Это сложно, батюшка. Всю зиму придется учить. Надеюсь, до весны что-нибудь получится, — осторожно ответил он. — Зато грузы на нем уже можно возить!
— И то слава Богу! Отвезешь наши рюкзаки на Псху? — Евстафий вспомнил, что мне предстоит поездка в Москву, и опечалился. — Ну, это же не скоро? Месяцок-то побудете?
— Побуду, но хочу с отцами на Пшицу сходить. Еще одну церковь хочется там заложить, как батюшка благословил. Ты пойдешь с нами?
Инок задумался:
— Пойти-то хочется, но надо с конем остаться. Считайте, у нас еще один человек добавился, а я как бы к нему приставлен…
— Отец Симон, у меня груз лежит на Псху: печка железная и еще кое-какой инструмент. Поможете на келью забросить? — Харалампий весь ушел в свои келейные дела и теперь ожидал от нас помощи.
— Как, отец Евстафий? Теперь-то уж конь действительно пригодится, поможем?
— Это можно, хоть сейчас, — добродушно ответил капитан, похлопывая по крупу коня.
Обрадованный строитель кинулся обнимать Евстафия:
— Мне еще несколько бревнышек нужно из лесу подтащить. Срубить-то срубил, а забрать не могу…
Несколько дней мы занимались кельей нашего друга вместе с Афоном, когда конь прошел настоящую проверку на подтаскивании бревен волоком. Эта работа оказалась для жеребца непривычной — он пугался и путался в постромках. Здесь я впервые заметил, как нервничает капитан: лицо его побледнело, он переживал больше своего подопечного.
— Евстафий, спокойнее, ты же так еще больше коня пугаешь! — пришлось мне сделать замечание иноку. Тот стойко
Настали чудесные тихие осенние дни. Жара ушла, и солнечное тепло приятно грело лицо. Сладковатый запах опавшей листвы наполнил окрестности. Давно подбирался я к Пшице, и теперь, похоже, все устраивалось как нельзя лучше. Наш Афон повез самые тяжелые рюкзаки: мой, с богослужебными книгами в молочной фляге, и Михаила — с продуктами: лущеной кукурузой и красной фасолью. Отец Евстафий довез наши рюкзаки до Псху и попросил отпустить его обратно, сославшись на то, что конь молодой и устал за эти дни. Большим палаточным лагерем мы заночевали на лугу в пойме Бзыби. Дальше быстрая река, заворачиваясь в воронки, с шипеньем срывалась с гранитных глыб в узкое горло темного каньона.
Еще один утомительный переход — пыльный, потный и душный, из-за отсутствия движения воздуха в каньоне, привел нас в известняковые скалы к подножию монашеских пещер. С благоговением мы поцеловали большой литой крест в углу грота и пропели литию о всех подвизавшихся и убиенных на Псху монахах. К вечеру стали устраиваться на единственно ровном месте — бугристой и шершавой, как наждак, серовато-белой скале, слегка покатой в сторону реки. Каждый начал выбирать и устраивать себе ложе поудобней: стелили мох, подкладывали пихтовые ветви. Я наблюдал за лаврским Валерием: он бросил походный коврик на камень и теперь спокойно лежал на боку, подперев голову рукой и добродушно посматривая на суету своих товарищей.
— Валера, а ты почему не устраиваешься? — Я положил коврик рядом с ним и с облегчением присел, вытянув ноги в тяжелых пыльных ботинках.
— Зачем устраиваться? Мне и так хорошо… — улыбнулся он в ответ, проявляя полную непритязательность. Его поступок показался мне очень красивым по своему простому аскетизму и неприхотливости. Для себя я решил во всем подражать такому образу поведения. Очагом и кашей занялся Михаил, расторопный и смышленый москвич.
— Батюшка, завтра у нас подъем по этому обрыву? — Все посмотрели вверх, задрав головы и разглядывая нависающие глыбы.
— Возможно, Михаил. Нам натоптанная тропа не нужна. Попытаемся подняться по звериным тропинкам, как зверь ходит. Там поищем место для церкви Иоанна Предтечи. Но у меня ко всем просьба: прошу сохранить наши поиски в тайне!
— Батюшка, поживем здесь, помолимся, а? — выжидательно спросил отец Филадельф. Все молча поддержали его и ждали моего ответа.
— А сколько у нас продуктов осталось?
— На неделю вполне хватит! — отозвался москвич, проверив содержимое своего рюкзака и прикинув на глаз количество пакетов с продуктами, лежащих у очага.
— Хорошо, неделю поживем… — согласился я, вспомнив, что у меня остался небольшой мешочек ржаных сухариков. За неделю, которую мы ползали по обрывам, разыскивая скрытые гроты и пещеры, аппетит у нашего братства сильно увеличился. Вечером монах Иосиф удивленно спросил:
— Миша, а почему порции стали такие маленькие?
— Думал, что продуктов хватит на неделю, но, видно, ошибся… Все уже съели! — сокрушенно ответил тот, перетряхивая свои пакеты.
— Так что же? Голодными будем пещеру искать? — подал голос отец Игнатий, до сей поры усиленно молившийся по четкам.