Птицы небесные. 3-4 части
Шрифт:
— Читает Евангелие, по четкам молится, как умеет. А переживает о вас, отче…
— Передай-ка ему от меня коробку конфет в утешение, а вот эту коробку тебе… — Старец вручил мне две большие коробки шоколадных конфет, перевязанных алыми лентами.
— Благословите, я эту коробку от вас братии привезу в скит, батюшка!
— Хорошо, хорошо… И братии дадим утешение! — Отец Кирилл нагрузил меня коробками сладостей. — С Богом…
Дома я торжественно вручил конфеты отцу:
— Папа, это тебе от батюшки!
Отец растрогался:
— Вот уж поистине дорог не подарок, а внимание…
В Сергиевом Посаде меня ожидал вызов на заседание горсовета.
— У нас тут попы понакупали себе домов и еще хотят их приватизировать! Мое заключение — отказать.
Я вышел несолоно хлебавши, не решаясь сказать отцу, что мы получили отказ.
— На следующем заседании будут решать, папа! Нужно подождать, — как можно бодрее объяснил я отцу наше положение.
— Из-за лесу, из-за гор едет дедушка Егор! — отвечал прибауткой отец. — Столько ждали, да ничего. Еще потерпим, сын. Тот, кто Ждет, лучше того, кто догоняет. Гналась, вот так, лиса за зайцем. Не догнала, запыхалась. Спряталась под елку и сидит, авось заяц мимо будет пробегать. А заяц, когда за ним волк или лиса гонятся, что делает? Закладывает большую петлю и по старому следу обратно. А потом — прыг в сторону и залегает в сугробе! Вот он и прыгнул под елку, а там уже лиса дожидается… Так и мы с тобой — нервничать не будем, горсовет от нас не уйдет, а мы станем спокойно дожидаться решения на Соловьевской улице. Куда этот горсовет от нас денется?
Уверенность старика внушила мне некоторую надежду:
— Тогда молись, папа. Мы же не старые лисы… — Я рассмеялся. — Нам с молитвой нужно дела делать!
— Верно, верно, сын… Пойду Евангелие почитаю.
Шаркая ногами, он уходил к себе в комнату, а я брал четки и забирался на свой деревянный топчан, поближе к теплой батарее, где сидел с четками до тех пор, пока не потухало в окне сияние декабрьского месяца. В конце концов, собравшись с духом, я пришел к наместнику, страшась того, что меня могут оставить в Лавре. Но отец Феофан не собирался ломать мне жизнь. Он взял трубку и набрал номер эконома.
— Отец эконом? Сейчас к тебе придет иеромонах Симон, помнишь его?
— Ну как же, как же, — зарокотал в трубке бас эконома. — Вместе постригались…
— Помоги ему с мэрией, позвони куда надо! Он расскажет, в чем дело… — Наместник положил трубку и пристально взглянул на меня, словно проверяя:
— Вы лошадь для скита купили?
— Купили, отец наместник. Черкесский жеребец, серый, в яблоках, трехлетка. Теперь он наш верный помощник, грузы возит. Может, к весне пахать научится, — трепеща под рентгеновским взглядом архимандрита, отвечал я.
— Ну а сам-то как? В Лавру не хочешь вернуться?
— Лавру я очень люблю, отец наместник, но уединение люблю еще больше…
— Ну, раз любишь, там и сиди! Заканчивай с домом и давай в скит…
— Спасибо, отче!
Я вышел из кабинета не чувствуя под собой ног. «Слава Богу, пронесло!»
Эконом ждал меня у себя, в отделе кадров. Он вручил мне икону преподобного Сергия и стопку книг лаврского издания.
— Я уже позвонил мэру. Он тебя ждет. Это ему от меня передашь, а также поклон…
Мэр, человек лет пятидесяти, энергичный, с седой шевелюрой, принял меня в кабинете с глазу на глаз. Взяв подарки и стряхнув с них какой-то волосок, он сухо и деловито спросил, просматривая бумаги:
— Как здоровье отца эконома?
— Хорошее. Передает вам поклон! —
— Ваши документы на приватизацию готовы. Сдайте их в отдел регистрации.
Мэр поднялся из-за стола, передавая мне пачку документов. Я осмелел:
— Простите, а как же решение комиссии с их отказом?
— У меня право решающего голоса, и на этом основании аннулирую их постановление… — Он протянул мне руку. — Всего хорошего.
Я не верил своим глазам и ушам. «Вот здорово! Спасибо отцу Кириллу за молитвы! Все-таки выручил отец наместник в очередной раз!» Все произошло так быстро, словно во сне. Я поспешил домой поделиться с отцом своей радостью.
— Победили, сын, победили! — Он обнял меня с любовью.
— Папа, что бы сами смогли сделать, если бы не батюшка и лаврские отцы?
— Это так, сын, это так… Всех их отблагодари от меня, спасибо им!
Есть безумство мира сего, и есть духовное безумство, и отстоят они друг от друга как небо от земли. Безумная алчность к теням пустого и жалкого мира — безумство обезумевших душ, привязавшихся к плоти. Безумство духовной жажды к освобождению от мира теней и рабства страстей ради соединения с Тобой, Боже, — безумство Божественной мудрости. Так безумство проповеди Христовой спасает тех, кто верует всем сердцем в вечные глаголы Твои, Христе, отвергающие разум разумных и превращающие в безумие мудрость мира сего. Мечется ум человеческий между раем и адом, ибо он есть врата, через которые вошел грех. Ум — всего лишь дырявая заплата на рубище земной мудрости, душевной, бесовской, живущий самообманом и обманывающий беспрестанно других несчастных наследников ада. Но ум, преображенный благодатью, становится Божественным духом, всеблагим сознанием, вратами вечности, через которые приходит вечное спасение, и наследует не только рай, но и Тебя Самого — Трисиянное Божество, Святую Троицу.