Птицы небесные. 3-4 части
Шрифт:
— Видишь, отец, ущелье на самой границе с Абхазией? Мы туда еще не ездили!
— Отличная идея! — вдохновился архимандрит. — Кстати, отец Херувим строит скит на горке под Лазаревской, — сообщил мне новость настоятель, которая для него, видимо, не прошла безболезненно. — Сначала я не хотел его отпускать, а потом подумал: «Зачем человеку жизнь портить? Если хочет, пусть едет…» Отец Кирилл тоже благословил ему перебраться сюда. Видать, уговорил Старца…
— А мы съездим к отцу Херувиму? Интересно послушать его мнение…
Но мой порыв был остановлен.
— Съездим,
Широкая долина Псоу, с зеленеющими по ней виноградниками, нам приглянулась сразу.
— Подходящий район, смотри-ка, Симон! — довольный, воскликнул настоятель монастыря. — За рекой Абхазия, горы совсем рядом, и земля, кажется, отличная… Что это там, вроде сады? — спросил он, вглядываясь в пойму реки, оттененную плывущими над ней облаками.
Село, в которое мы приехали, называлось Ермоловка. За ним тянулись вдоль реки наспех поставленные столбы новообразованной границы.
— Вот, отлично! Пограничники нас и охранять будут. Нужно с ними непременно познакомиться… — рассуждал игумен, расхаживая по обширной территории полузаброшенного села. Выяснилось, что из всех домов, разбросанных по зеленым холмам с садами и виноградниками, продаются два расположенных рядом дома по десять тысяч каждый.
— Из этих домов мы сделаем скит. В большом доме поселим братию и соорудим храм, а второй дом оставим под склад или для будущих насельников скита, если братство увеличится. Кстати, неплохо будет сюда наших больных присылать. Пусть в теплом климате здоровье восстанавливают…
Я молча соглашался со всеми распоряжениями игумена, кивая головой.
Прижимаясь к реке, в даль уходила грунтовая дорога, заворачивающая в красивое лесное ущелье с встающими на горизонте снежными вершинами. Пока мой товарищ осматривал дома, я поднялся на один из зеленых холмов и сел на молодую травку, подставив лицо под теплые лучи солнца.
То, что исподволь происходило внутри меня, удивило своей сокровенной подспудной работой. Как будто молитва постепенно освобождалась от тяжкого гнета забот и попечений, тяжелым грузом придавивших ее и чуть было не убивших в ней всякую жизнь. И теперь этот слабый голосок молитвы, словно горный ручей, пробившийся из камней, становился звучнее и отчетливее, как забытая мелодия или как живое дыхание благодати.
«Господи… — ясно и отчетливо выговаривало радостное сердце, — Иисусе Христе… — присоединялась к молитве вся моя душа, — помилуй мя!» — углублялся в нее весь собравшийся в молитвенных словах ум, вновь обретший уснувшую было силу. Истинная, прекрасная в своей торжествующей полноте жизнь, не сравнимая ни с какими красотами мира, возрождалась в груди, как будто омывая изнутри сердце и душу кристально чистой водой благодати.
— А куда эта дорога ведет? — услышал я за спиной голос моего друга, поднявшегося на холм. — Интересно, интересно… Здесь, наверное, молиться хорошо будет! — Вдохновение, кажется, посетило и его. — Отец, разведаем это ущелье?
Мое согласие обрадовало любителя гор. Дорога, после прошедших дождей, оказалась очень грязной, местами на скальных участках наш
— Ничего, у меня в рюкзаке другой подрясник есть… — добродушно заметил он, отряхивая с одежды комья грязи. В конце пути на уютной полянке дорога уперлась в пасеку — двухэтажный домик с остатками старых ульев, стоящих на поляне. Вокруг возвышались припорошенные первым снегом покатые безлесные хребты.
— Чудесное место для наших отшельников! — возрадовался духом игумен. — Как твое мнение, Симон? — Он критически осматривал местность, удовлетворенный таким исходом наших поисков.
— Место хорошее и уединенное, только, по мне, здесь все-таки сыровато… — Я поежился в легком подряснике.
— Нет, не сыровато! — стоял на своем архимандрит. — Это же весна, а весной всегда сыро…
— Ну, смотри, отче, тебе виднее… Вполне возможно, что летом здесь будет отлично…
Место действительно выглядело красивым, но не таким, как в Абхазии, — солнечным и радостным, а немного сумрачным, возможно, из-за низких облаков, и сырым из-за близости горной реки.
В управлении пчеловодческого хозяйства нам удалось быстро договориться о цене, и мы приобрели эту поляну с домиком за тысячу долларов.
— Теперь все нужно согласовать с мэром. Все-таки скит открываем официально. Поедешь со мной, а то одному неудобно? — Игумен деловито и сосредоточенно просматривал все документы на покупку недвижимости в своей разбухшей папке.
Мэр, властный, уверенный в себе человек, лет пятидесяти, говорил с нами сухо и кратко.
— Скит в Ермоловке строить разрешаем. Постановление о покупке домов подпишу. Не пойму только, чего это вы в село забрались? В Сочи есть и получше места.
— Для нас в Сочи дороговато, а по селам цены небольшие, — сдержанно отвечал игумен.
— Для батюшек и дороговато? Удивляюсь… — озадачился мэр. — А чего же вы сидели, когда все вокруг землю даром брали?
Мы промолчали. Глава администрации попрощался с нами за руку:
— Моя супруга хотела с вами побеседовать. У вас найдется немного времени? Вы там с ней сами, без меня…
Супруга мэра оказалась более радушной и гостеприимной, приняв нас в гостиной в своей новой большой вилле с шикарным видом на город и море. Пока она готовила чай, в комнату вошла ее дочь, школьница. Увидев священников, она сконфузилась.
— Мама, я пойду, не буду вам мешать…
— Ну-ну, не будь букой, монахи не кусаются… — засмеялась мать. — Угощайтесь, батюшки! — Она придвинула к нам бутерброды с красной икрой, шоколад. — Не обращайте внимания на моего мужа. Они все после коммунизма припорошенные… А я уверовала. Правда, совсем недавно. И Церковь я уважаю. У вас где скит разместится?
— В Ермоловке. Место красивое. Сады вокруг… — Архимандрит держался строго и величественно.
— Вы позволите к вам приезжать на службу? — спросила хозяйка.