Птицы небесные. 3-4 части
Шрифт:
В экономском отделе и канцелярии меня встретили с большим оживлением:
— Батюшка, говорят, вы на Афоне побывали? — Секретарь эконома Маргарита Михайловна, женщина пенсионного возраста, с любопытством ожидала моего ответа, Сотрудницы обступили меня.
— Побывал! И даже привез подарки… — Афонские открытки и иконочки мгновенно разошлись по рукам. — Есть и святое масло от Иверской иконы Матери Божией! — Я достал из сумки флакончик с маслом.
— Батюшка, помажьте меня маслицем святым! — Маргарита Михайловна умоляюще смотрела на меня, сняв очки.
— Маргарита Михайловна, какая вы стали красивая!
Женщина глядела в изумлении на всех:
— Сама не знаю, внутри словно какое-то необыкновенное тепло поднялось… Как хорошо-то! Что за масло такое удивительное?
Сотрудницы выстроились передо мной:
— И меня помажьте, отец Симон! И меня… — наперебой уговаривали женщины. На шум из двери вышел эконом:
— А, отец Симон появился! С Афона приехал? Ты потом зайди ко мне.
В кабинете он вручил мне конверт:
— Наместник сказал, что отправляет тебя на Святую Гору. Помолись там обо мне и родственниках моих. В конверте имена и деньги на дорогу…
— Симон, приходи на всенощную, послужишь с отцами! — остановил меня во дворе Лавры благочинный.
— Благословите, батюшка, с радостью!
На утрене меня позвали помогать священникам, вынимающим частички из просфор по лаврским помяникам. Я оказался рядом с известным духовником, отцом Никифором, славившимся своей прозорливостью. Он как-то хитро посмотрел на меня сбоку.
— Ну что, Симон, видел дельфинов? Нет?
Этот вопрос застал меня врасплох. Я никому не говорил о своем детском желании увидеть у Афонского побережья этих забавных созданий, не ставив, впрочем, это особой целью.
— Нет, батюшка, не видел, к сожалению, — ответил я, покраснев.
— То-то, — усмехнулся отец Никифор и тут же отошел, смешавшись с толпой паломников.
Оставив отца Агафодора в Лавре готовиться к рукоположению в иеромонаха и заниматься оформлением виз и справок, я поехал к отцу в Адлер. У него в гостях сидели скорбные сестры. Ваня смотрел на меня жалобными глазами. Надежда начала жаловаться:
— Отец Симон, передайте, пожалуйста, отцу Пимену: нас братья обижают, грубо относятся, даже дров не дают. Говорят: мол, уезжайте отсюда, здесь мужской скит!
Федор Алексеевич, слушая эти жалобы, вмешался:
— Сын, пусть девушки ко мне переезжают и мальчика возьмут!
— Папа, а как вы разместитесь в однокомнатной квартире? — удивился я.
— Сестры — хорошие помощницы. Знаешь поговорку: в тесноте да не в обиде! Как-нибудь разместимся…
— Спасибо большое, Федор Алексеевич! Мы за вами будем смотреть, — сказала, привстав, послушница Тамара.
— За мной смотреть не нужно, это я на вас, красивых, буду смотреть! — Отец, как всегда, выступил в роли галантного кавалера.
— Папа, ты с сестрами общайся по-монашески, они же послушницы! — строго заметил я.
— Это же просто
Мне пришлось сообщить новость: меня благословили на Афон с иеродиаконом Агафодором изучать монашескую жизнь. Отец сразу стал серьезным:
— А как же мы с тобой будем жить, сын?
— Папа, если сестры будут помогать тебе, то мы сделаем так: ты живи в Адлере, а я на Афоне. Раз в год мне нужно визу делать в Москве, и я буду тебя навещать…
Такая новость не понравилась отцу:
— Это все хорошо, но нехорошо! Так что же, я опять останусь один?
Он глубоко задумался. Затем, видимо, принял какое-то решение:
— Ладно, сын, понимаю: работа есть работа. Это главное. Если направляют в Грецию, поезжай с Богом! Не забывай меня… Разреши мне написать дочери, что я остаюсь в Адлере. Пусть она иногда с мужем приезжает ко мне?
Я согласился. Наступило молчание.
— Федор Алексеевич, когда к вам приедут родственники, мы снова перейдем в скит, не переживайте! — самоотверженно предложили сестры.
Монахи, услышав о моем приезде, собрались у нас на квартире. Среди новичков выделялся каким-то необыкновенно благодатным обликом худой высокий иеромонах Гедеон. Оказалось, он вернулся из паломничества в Иерусалим, где присутствовал на схождении Святого Огня в Субботу перед Пасхой, отчего весь светился благодатью. Это изумило меня: какая же благодать должна быть на Гробе Господнем, если у людей становятся такие лица?
Послушник Санча, как прозвали Александра братья, выразил желание сопровождать меня в Абхазию. Тамара тоже решила съездить на Псху, чтобы повидаться с родителями. Надежда с Ваней осталась пока с Федором Алексеевичем. Мы сообща отслужили на дорогу литургию в нашей домашней церкви.
Через неделю, навестив в Сухуми матушку Ольгу и дьякона Григория, которые поздравили меня с отъездом на Афон, мы оказались на Псху. Пронзительный свист и грохот приземляющегося вертолета ворвался в сонную дремоту горного села. Когда винты остановились, стало слышно откуда-то жалобное мычание теленка. В забор аэродрома уставились морды любопытных свиней. Встречающих было немного: подоспела пора уборки сельского урожая. Пахло подсыхающей скошенной травой.
— А на Псху ничего не меняется! — сказал я Александру, осматриваясь. Он влюбленными глазами смотрел на горные хребты.
— Тут, батюшка, очень даже неплохо! Можно жить… — с удовлетворением заключил он.
В доме Василия Николаевича начались нескончаемые разговоры об урожае картофеля, о меде, сырах и орехах. Постепенно съехали на политику.
— Василий Николаевич, а кто сейчас правит в Грузии? Говорят, какой-то фашист? — Санча интересовался политикой.
— Фашист? Хуже! — стукнул кулаком по столу бригадир. — Антифашист! — Похоже, он не совсем хорошо разбирался в этих терминах.