Птицы поют на рассвете
Шрифт:
Человек опять сел, на этот раз лицом к опушке, привалился к стогу спиной. Вытащил из кармана флягу, приложил ко рту, развернул тряпицу. «Ест», — увидел Кирилл.
— Выхожу, — тихо сказал он.
Ивашкевич и Паша взяли автоматы наизготовку.
Кирилл шел прямо на человека с протезом. Тот, как бы не видя его, продолжал жевать.
— Ну, здорово, — остановился перед ним Кирилл.
— Здорово так здорово, — безразлично откликнулся человек с протезом. Кирилл оглядел его. Рыхлое белесое лицо, на котором все отчетливо
«Хрен какой-то», — пожал плечами Кирилл. Не тот, наверное, кого ждал.
Он присел рядом.
— Ну, чего молчишь?
— А говорить чево? — Человек с протезом повернул к нему покривленный нос.
— А что толку сопеть в две дырки?
— А я тебя не звал, — озлились пустые маленькие глазки. — На вот… — ткнул в руки Кирилла флягу. — Хе-хе-хе… — залился неожиданным смехом.
«Что это он, ни с того ни с сего?» — покосился Кирилл. Он глотнул из фляги, поперхнулся. Крепкий самогон!
— А кто ты будешь? — искал он хоть какой-нибудь намек.
— А скажу — немец, поверишь? Так и спрашивать чево! — почесал кривоносый под бородкой. Потом осклабил желтые зубы: — А ты кто?
— Я кто? — поддразнивая, прищурил Кирилл глаз. — Не поймешь.
— Хе! Не пойму. Чево ж не понять? — И опять залился. — Дурачок, думаешь?
— А ты как думаешь?
— А дурачок всегда думает, что вумный. Хе-хе-хе… — не унимался кривоносый. — Хе-хе… — тряслись его плечи.
Лихим движением сбил картуз на затылок:
— А ты не поп?
— Узнал…
— А думаешь — дурачок! Я-от насквозь вижу. — Кривоносый опять закатился хохотом, даже захрипел. Помотал, давясь смехом, головой: — Врешь, не поп. Жулик.
— Ну, братец, на отгадку ты мастер.
— Ага. Меня не проведешь. Хе-хе… — не сдавался кривоносый.
— Это у тебя где — на фронте отхватили? — почти безразлично кивнул Кирилл на протез, стараясь перевести разговор на другое.
— Чево? На фронте? — Кривоносый даже удивился. — Не-э… На мельнице. Это у дураков на фронте отхватывают, — гнул он свое. — У вумного-от не отхватят. Вумный увернется.
— Все у тебя, выходит, делится на половину — на дураков и на умных.
— А то нет? Только не на половину. Дураков больше. Хе-хе… — снова затрясся в смехе кривоносый.
— Вон как! — присвистнул Кирилл.
Кириллу показалось, что у того в глазах мелькнула плутоватая ухмылка. «Прикидывается», — решил он.
— Эй ты, «хе-хе»! Ладно тебе. Брось это дело. Потолкуем давай. А то и я начну «хе-хе», тогда меня не остановишь. Я ж тоже в дурачка умею.
— Ну-у?
— А ты думал?
— Силен мужик, — с деланным восхищением протянул кривоносый. — Силен-от…
Он отнял у Кирилла флягу, отпил глоток, взял с тряпицы, разложенной
— А и я жрать хочу.
— А чево тебе? — уже покладисто отозвался кривоносый.
— Хлеба.
— Хе! Может, и сала?
— И сала.
— Вижу, соображаешь. Опосля, гляди, и закурить захочешь?
— Захочу. А есть табак?
— Найдется в кисете.
— Видать, любит тебя твоя Матрена, — глазами показал Кирилл на снедь.
— Ага, — озорно подмигнул кривоносый. — Акулина.
Хлеб. Сало. Табак в кисете. Да самогон во фляге. Матрена — Акулина. Пароль и отзыв. Кажется, порядок…
Кривоносый уложил в тряпицу оставшийся кусок сала, недоеденный хлеб, заткнул пробкой флягу.
— Отсунемся, ну, да подымим. — Распластав в траве ладони, он оттолкнулся от стога, ноги протянулись вперед, еще раз напряг ладони, ноги поползли дальше.
Кирилл тоже переместился вслед за ним. Кривоносый развязал кисет, оторвал от газеты полоску, насыпал в нее щепоть самосада, зеленоватого, крупного, провел по бумаге языком и склеил цигарку. Делал это медленно, обстоятельно, и Кирилл начал сердиться.
— Послушай, у тебя, видать, забот никаких?..
— Хе!..
Пошевелил протезом, достал из кармана кремень, кресало, нитяной фитиль, высек искру, дунул на трут, прижатый пальцем к кремню, еще раз чиркнул огнивом о кремень и снова подул, теперь с большей силой, и слабая искорка заметалась на конце разлохмаченного трута. Кривоносый дул, дул, пока фитиль не зарделся, и, заслонив его ладонью, прикурил.
— Бери, ну, — сунул кисет Кириллу. — Пали табак. Хоть какой, а табак. Дымишь когда, лучше думается…
— Ховай кисет и давай думать.
— Давай. Чево ж не думать, — согласился кривоносый.
— Ты не из той вон деревни? — В стороне виднелись крыши. — А?
— Ага.
— Дворов девять?
— Ага. Четырнадцать.
«Порядок, порядок…» Цифра девять — тоже пароль, четырнадцать — отзыв.
Кривоносый окинул Кирилла шустрым взглядом. Глаза его уже не казались пустыми.
— Спрашивай, ну…
Кирилл словно камень сбросил с сердца. Он поднял руку, легко помахал ею. Опустил и снова помахал.
Ивашкевич и Паша вышли из леса. Кривоносый повернулся лицом к ним, посмотрел на вооруженных людей, — посмотрел спокойно, так только, чтобы посмотреть.
— Мефодий, — равнодушно сказал, когда они приблизились.
— Мефодий? — невольно усмехнулся Ивашкевич. «Вот так да: собрались Кирилл и Мефодий…»
— А что? — свирепым глазом сверкнул на него кривоносый. — Мефодий, — повторил твердо, с достоинством. Он вскинул голову, и на плечах дернулась холщовая замызганная рубаха с залатанными локтями.