Птицы войны
Шрифт:
Матиас потрясенно замолчал. А если это правда, и жена не ошиблась?
— Хорошо. Я попробую навести справки. Попрошу редакцию сделать запрос…
Тревога, вдруг охватившая его, заставила подойти к шкафу и достать высоко спрятанную обувную коробку.
— Здесь лежит пистолет. Просто, чтобы ты знала.
Матиас открыл коробку. Мария подошла, взяла и осмотрела пистолет привычно и деловито. Саволайнен невольно подумал, как мало знает о женщине, которая живет с ним бок о бок столько лет.
Они почти
— Я купила билеты на футбол и конные соревнования, — голос Марии снова звучал привычно, немного устало. — Но мне уже не хочется никуда идти. Не оставляй меня одну, прошу тебя…
Саволайнен порывисто обнял жену. Она уткнулась лбом в его плечо.
— Поскорей бы кончилась эта Олимпиада!
* * *
— Показатели в норме.
Нестеров, голый по пояс, сидя на стуле, ощущал прикосновение к коже теплых женских рук и холодного кружка стетоскопа. Глубоко вдыхал, задерживал дыхание. Наконец врач отложила стетоскоп, раскрыла свою тетрадку для записей. Неодобрительно покосилась на кипятильник в стакане, на банку кильки в томате, прикрытую льняной салфеткой.
Евдокия Платоновна — крашеная брюнетка лет сорока восьми, с красивым, но каким-то застывшим, всегда непроницаемым лицом. Видимо, строгая манера и категоричность выработались в ней от долгой работы в мужском коллективе, где в ходу и насмешки, и соленые шуточки.
— Показатели в норме. Одевайтесь.
Нестеров натянул майку, освободил место Саксонову. Коля, садясь на стул, украдкой заглянул в тетрадь докторши Гусевой.
— Хоть сейчас жениться, Лёша!
Чемпион-пятиборец Дечин, который у окна разминал плечи немолодому уже спортсмену Андрееву, высказал мнение:
— Вот отстреляется на медаль, тогда и женим. — Подмигнул Нестерову: — Девок-то много, в очередь стоят. Хоть за валюту продавай!
Гусева пристально, с научным интересом посмотрела на Алексея.
— А вы что, не женаты, товарищ Нестеров?
Он улыбнулся.
— Да уже почти женат. Подали заявление перед самыми играми…
Саксонов обернулся.
— Да ну? Долго ты держался, Лёша, а все равно приплыл!
— На свадьбу приглашай! — пробасил Андреев. — Так не отделаешься!
Гусева жестом приказала Саксонову молчать, стянула его руку манжетой аппарата для измерения давления.
В комнату без стука зашел инструктор Бовин с какими-то бумагами.
— Товарищи, важное объявление! — Бовин принюхался. — А чем у вас так пахнет?
— Скипидар! — Дечин плеснул из бутылочки на руки, растер, снова взялся за плечи Андреева. — Самое лучшее средство — мышцы разогреть. А то у этих западников кремы всякие — химия!
Андреев как бы в оправдание
— Вот и Евдокия Платоновна одобряет!
Не удостаивая ни Дечина, ни Адреева взглядом, Гусева проронила:
— Медицина признает народные средства, но только как дополнение к научным методам лечения и профилактики.
Дечин посетовал:
— Строгая женщина Евдокия Платоновна. Живем как в пионерском лагере. В шесть — подъем, в десять — отбой. Свет вырубает, и все, не поспоришь…
— Вот и не надо спорить! — одобрил Бовин. — Товарищи, важное объявление! Сегодня после ужина в «красном уголке» пройдет встреча с финскими журналистами. Будьте осторожны! Все ваши ответы могут быть использованы в целях капиталистической пропаганды…
Инструктор замолчал на полуслове, глядя под стол. Нагнулся, ногой придвинул к себе пластмассовое мусорное ведро и двумя пальцами достал «улику» — стеклянную бутылочку из-под кока-колы. Демонстрируя находку, он оглядел спортсменов с возмущением и укоризной.
— Товарищи, вас же предупреждали! Неизвестные напитки употреблять запрещено!
Саксонов попытался отшутиться — он, дежурный по комнате, забыл вынести ведро к общему мусорному баку.
— Да разве мы употребляли? В ихней кока-коле даже градуса нет. Что пил — что на баяне играл…
Бовин повысил голос.
— Вам все шуточки, а тут серьезное дело! В субботу еще экскурсия на стадион! Учтите, за самовольную отлучку будем серьезно наказывать…
— Попросите их еще в комнате прибрать, — добавила Гусева. — Гантели, сумки на проходе. Нарушена пожарная безопасность.
Она показала на кипятильник.
Нестеров, убирая свою сумку под кровать, случайно увидел раскрытый чемодан Саксонова. В нем лежали пачки спичечных этикеток и коробков.
Алексей натянул через голову олимпийку и вышел в коридор.
* * *
Серов в своей комнате, напоминавшей кабинет, сидя за столом, заполнял какие-то бумаги.
— Алексей Петрович, вот хорошо, что зашли. Есть новости по нашей даме с крысами.
Он запер дверь, показал Алексею отпечатанную на машинке выписку.
— Глафира Мезенцева, эмигрантка, из семьи богатых фабрикантов. После Кронштадтского мятежа бежала по льду в Финляндию. Имеет связи с белоэмигрантским подпольем, жила в Берлине, в Париже. По некоторым сведениям, во время войны служила переводчицей в одной из тюрем Гестапо… Вернулась в Финляндию пять лет назад.
Алексей пробежал глазами справку.
— Наверняка остались родственники в СССР.
— Проверяем, — кивнул Серов. — Кстати, вы знали, что жена Саволайнена — тоже русская? Держит швейное ателье, где одеваются дамы из эмигрантской среды. И Мезенцева там тоже бывает.