Пуанты для дождя

Порошина Марина Витальевна

Вернулась в гостиную, за ней, как привязанный, Тишка. Приоткрыла окно, поставила рядком диванные подушки, свернула плед. Нагнулась, чтобы поднять упавшую на пол бумажную упаковку от одноразового шприца. Заметила край торчащего из-под дивана листка, вытащила. Посмотрела – написано что-то или пустой, можно выбросить. Увидела первые строчки: ««Женя, если ты читаешь это письмо, значит, я так и не решилась тебе сказать… Я должна была, такие вещи полагается говорить в глаза, но не смогла, поэтому я вот так тебе скажу, а ты смотри на мой портрет, будто это я говорю…»

Надежда Петровна послушно

подняла голову и посмотрела на портрет, стоявший на пианино. Ишь, волосы то распустила, как молоденькая, зубы скалит, а сама нынче летом пенсию оформила, – привычно осудила соседку и стала читать дальше, водрузив на нос очки Евгения Германовича. «Женя, ты знаешь, что я всегда хотела уехать из страны. Ты был против, я терпела, потому что любила тебя. Это чувство осталось в прошлом. Ты, как обычно, ничего не заметил. Тебе было достаточно того, что ты любишь меня. В общем, я встретила другого человека. У нас общие интересы, он уже давно живет в Израиле, и я уезжаю к нему. Ты всегда готов был на любые жертвы, чтобы исполнить свою мечту – подняться еще на одну гору, будь она неладна. Теперь я исполняю свою. На развод я подам сама. Или подай ты, если считаешь нужным, разумеется, я ничего не собираюсь с тобой делить. Прости меня. Я желаю тебе счастья. Ты очень сильный, ты справишься. Анна. Да, и Лене пока ничего не говори, пожалуйста. У нее через две недели серьезные гастроли и ей не до наших проблем, ты же понимаешь. Потом я сама ей скажу».

– Вот …! – потрясенная Надежда Петровна легко подобрала слово из Пашкиного лексикона. – Любо-о-овь! Коза крашеная! Такого мужика бросить!

Она вскочила, склочно уперла руки в бока и закричала, обращаясь к портрету, как к живому человеку:

– Любо-о-о-овь у нее, ты посмотри! Старая дура, шестой десяток, а она – любо-о-овь! Всю жизнь прожила с мужиком, как за каменной стеной, копейки зарабатывала в своих фирал…филар- тьфу! На музыке своей! Ни ребенка толком воспитать, ни котенка пригреть, ни пирога испечь, ни в доме прибрать, а туда же – любо-о-овь! А как муж состарился, так задрала хвост и удрала с кобелем своим! Молодого небось нашла, кошка драная! Весь дом был на мне да на нем, а она мимо павлином, павлином, вот крыса-то! Еще и улыбается, змеюка, ты посмотри на нее!

Она кричала долго и с удовольствием, высказывая в лицо соседке накопившиеся за долгие годы претензии по целому ряду жизненно важных вопросов, придумывая все новые обидные прозвища, в основном зоологического характера (очевидно, так на Надежде Петровне отразился ежедневный просмотр сериала «Живая планета» по каналу Би-Би-Си), отдельно подчеркивая почтенный возраст изменницы, ее худосочную комплекцию, неблагодарность и неумение вести хозяйство. Ох, как давно она хотела ей все это высказать, а тут повод подвернулся. Ну вот скажите на милость, почему одним все – и муж золотой, и достаток, и жилплощадь, и заграницу с любовником, а другим – давний развод с мужем-пьянчугой, работа в погоне за каждой копейкой и старость в тесной «двушке» с видом на помойку, да еще и с сыночком-бездельником?!

Кипя праведным гневом, Надежда Петровна разорвала письмо на мелкие клочки, швырнула на пол… и только тут пришла в себя и испугалась. Ох, что она наделала? А вдруг Германыч спросит? Опустившись на четвереньки, принялась было собирать обрывки, и увидела Тишку, который прятался пол столом, ничего в этой

так неожиданно испортившейся жизни не понимая.

– Тишенька… Солнышко, – присев перед котом, она заискивающе погладила его по голове. – Давай скажем, что это ты порвал, а? А я нашла и выбросила, и конечно, не читала. И не знаю ничего. Ладно? А может, он и не спросит, забудет.

Она смотрела так умоляюще, что кот согласился молчать.

– А я тебе покушать… Вот сейчас, пойдем, маленький, – засуетилась Надежда Петровна. – И лоток поменяю, не волнуйся. И приходить к тебе буду, утром и вечером, пока хозяин не вернется. Ох, что я тут с тобой, надо же вещи собрать да в больницу бежать, раз эта коза телефон не берет!

Она заметалась по квартире, впопыхах собирая вещи, которые могли пригодится в больнице. Но перед уходом не забыла вернуться к фортепиано и шлепнуть портрет Анни Иосифовны лицом вниз на пыльную – да-да! – крышку пианино.

Евгений Германович вернулся домой через несколько дней, похудевший, обросший седой щетиной и пропахший больничными запахами. Его встретил ошалевший от счастья кот. Одним махом взлетел на плечи, потерся, принюхался. Пахло чужим, совсем незнакомым, щетина кололась, но все попытки хозяина снять его с плеча и поставить на пол он отверг, вцепился когтями намертво, так на плече и въехал в комнату. Сели в кресло, осмотрелись. Тишка согласился перебраться на колени, при условии, что левой рукой хозяин будет гладить ему спину, а правой почесывать за ухом. На всякий случай вцепился когтями в джинсы.

– Тиша, ты прости меня, о тебе-то я не подумал, – Евгений Германович виновато наглаживал и заискивающе чесал. – Давно я водки не пил, разучился. Больше не буду, обещаю. И тебя споил. Как ты тут без меня? Спасибо Надежде Петровне, что не бросила тебя.

Помолчали. Только Тихон увлеченно мурлыкал и топтался на коленях у хозяина всеми четырьмя лапами.

– Давай я вымоюсь, одежду в стирку закину, поем нормально, – расписывал планы на ближайшее будущее Евгений Германович. – А потом мы с тобой сядем и подумаем, что да как. Раз мы с тобой вдвоем остались, вдвоем и думать будем. А фотографию ты, что ли, уронил? Ну ты даешь, Тихон. Я всегда подозревал, что ты умнее, чем хочешь казаться. А письмо? Письмо ты куда дел? Или я куда дел?

Кот вспомнил, что он дал слово, и промолчал. В конце концов, Надежда Петровна свою часть договора выполнила.

Весь день Тишка, не отходя ни на шаг, ходил за Евгением Германовичем, даже в туалет бегал стремглав, две лапы там, две уже здесь. На голубей за окном не отвлекался, ну их, дурней. И даже любимый им сеанс просмотра стирки белья в машине пропустил. Рассердился, когда пришла соседка. Нет, конечно, он был ей благодарен и за кормежку, и за сочувствие, но сегодня он не собирался делить хозяина ни с кем.

Когда в дверь позвонили, Евгений Германович не хотел открывать, потому что сил не было ни с кем разговаривать, и видеть никого не хотелось. Но подумал, что вот так, без предупреждения, могла прийти только соседка, а ей он, как ни крути, всем обязан – от спасения жизни до благополучия Тихона. Пришлось открыть.

– С возвращением, Евгень Германыч! – соседка подалась вперед, желая его обнять, но он сделал вид, что не понял. – Дом в порядке, кот в порядке. Поесть нашли? Я там печень приготовила, и пюре, все в кастрюльках в холодильнике. Надо было сразу ко мне зайти, я бы…