Пуанты для дождя

Порошина Марина Витальевна

Она опять сделала движение вперед, намереваясь пройти, но Тихон и Евгений Германович опять не поняли ее намерений и в сторону не отодвинулись. Евгений Германович радушно улыбался и всячески благодарил, Тихон хмурился и молчал.

– Ну и хорошо, вы отдыхайте, я завтра зайду непременно. За вами теперь следить надо.

– За мной? – удивился Евгений Германович. – Зачем?

– Ну как… – растерялась соседка. – Такое дело…

– Да какое дело, что вы, – отмахнулся он. – Выпил лишнего, да таблетки перепутал. С кем не бывает.

– А… ну да, да. С кем не бывает… – закивала Надежда Петровна. – А хотите, я вам готовить буду, пока ваша… Пока… Она же уехала

опять, как я поняла.

– Да не стоит. Я и сам готовить умею, одному мне много ли надо. Не в первый раз мы с Тишкой на хозяйстве остаемся.

Соседка мялась, не зная, как предложить свою помощь и не выдать лишнюю осведомленность.

– А Аня когда вернется?

– Через месяц примерно. Вы простите, пожалуйста, но я еще не очень хорошо себя чувствую…

– Конечно-конечно, не буду мешать, – заторопилась Надежда Петровна и нелогично закончила, – так я завтра зайду!

– Заходите, – вздохнув, согласился Евгений Германович, понимая, что вариантов у него, собственно, и нет. Захочет заходить – будет заходить, не выгонишь.

Окна гостиной выходили на северную сторону, поэтому солнце заглядывало в комнату ближе к вечеру, да и то ненадолго. Тишка старался не пропускать эти визиты, всегда встречал закат на подоконнике, подставляя поздним мягким лучам пушистые бока. Вот и сегодня он привычно расположился возле горшка с какой-то зеленой несъедобной дрянью, потрогал лапой первого солнечного зайчика, зажмурился в предвкушении…

– Тишка! Тишка, иди сюда, поговорить надо, – позвал хозяин. – Иди-иди, не притворяйся глухим.

Евгений Германович настойчиво похлопал рукой по дивану и Тихон, вздохнув, неохотно сполз с окна и забрался на диван. Приготовился слушать.

– Так вот, – тоже вздохнув, начал хозяин. – Остались мы с тобой вдвоем. Как Робинзон Крузо с попугаем. Попугай – это ты. А поговорить с кем-то надо, мысли в порядок привести. Поэтому я тебе сейчас все объясню, заодно у меня мозги, может быть, на место встанут. Если что не поймешь – переспрашивай, не стесняйся. Только не спи, не могу же сам с собой разговаривать, это, брат, уже сумасшествием попахивает.

Жили-были, понимаешь, старик со старухой. Причем жили, что интересно, ровно тридцать лет и три года, годовщину в ресторане отметили летом, как положено. Думали и дальше жить себе, поживать, добра наживать. Ребенок вырос давным-давно, землянка не ветхая, два года назад ремонт делали, дача есть, на новое корыто тоже хватит, если что. Вот какой, ты думаешь, дальше мог быть сюжет? Что там нам литература подсказывает? Ну, рыбку поймать, ладно. Внучка себе слепить себе из подручного материала. Репу вырастить. Колобок испечь. Курочку Рябу завести на садовом участке. Могли просто жить долго и счастливо без всех этих заморочек и умереть в один день. Что, кстати, исключительно удобно для наследников.

И никто, понимаешь ты, Тихон, не додумался до варианта, что старуха только потому старуха, что за стариком замужем. А так она вовсе и не старуха, а молодая и красивая. Вот смотри, мне уже шестьдесят девять. А ей всего пятьдесят семь. Чувствуешь разницу? И какое я имею право заставлять ее быть старухой? Правильно – никакого права я не имею. Люди вообще права друг на друга не имеют. Любишь человека, и люби на здоровье, но он тебе за это ничего не должен. Полюбит в ответ – твое счастье. А она меня полюбила…

Господи, как же он был тогда влюблен! Он был болен всякую минуту, когда не мог взять ее за руку. Друзья смеялись и не верили, что он может так сходить с ума. Он, красавец и плейбой, кандидат физико-математических наук, капитан

заводской волейбольной команды, лыжник и альпинист, острослов и душа любой компании – и девчонка, с виду старшеклассница, тощая, маленькая. Как говорится, ни рожи, ни кожи. Одни глазищи да волосы рыжие, в компании сидит, на личике гримаска высокомерная, словом, посмотреть не на что. А какие женщины вокруг него всегда вились! Красавицы, умницы, на все готовые ради его внимания, хоть в театр, хоть в поход, хоть в ЗАГС. Да и без ЗАГСа тоже готовы, что уж там скрывать. Он потому и не женился до тридцати пяти, что никак остановиться не мог, все свободу свою жалел.

А за этой рыжей он больше года как заколдованный ходил. По вечерам встречал с занятий в консерватории, провожал домой, а если не домой, то в филармонию или в театр. Он столько музыки за всю свою жизнь не слышал, сколько за тот год. Сам он только на гитаре умел, семи аккордов для песен у костра вполне хватало. Аня смешно морщилась, когда он играл, прижимала к вискам тоненькие пальчики. Но чаще все же улыбалась, подпевала даже. Романсы любила. Смешная такая, девочка на вид, а серьезно так выводит: «И я живу, покинутая вами…» У него аж сердце замирало. Волейбол забросил, на лыжи не вставал. Сказала бы – и очередное восхождение пропустил бы, хотя готовились весь год, и ребята пальцем у виска покрутили бы. Но она не сказала, и он уехал, и в тот год вместе с друзьями «сделал» свой четвертый семитысячник, и получил потом жетон «Снежный барс». Ни на один день потом в лагере не остался, помчался домой, и назад, к Рыжику. Это важнее.

В то лето она диплом получила. И стало быть, он мог, как они и договаривались, пойти к ее родителям делать предложение. Родители были против. Однозначно и категорически. Аргументов у них было много, и все крупнокалиберные: он тебе в отцы годится (ха-ха, он всего на двенадцать лет старше, ты старше мамы на десять, и что?), он не нашего круга (мамочка, его круг не хуже, там ученые, доктора наук и даже два академика есть!), он столько женщин перебрал (как можно?! Что ты говоришь, Иосиф, при девочках?! – это уже мама), он на своей горе убьется, они там все сумасшедшие (а я попрошу, и он бросит).

Но ничего этого жениху сказать не успели. С порога же на человека бросаться не будешь, все-таки интеллигентные люди. Глава семейства – главный дирижер симфонического оркестра, супруга – известная пианистка, трое дочерей консерваторию окончили, природа не отдохнула. Иосиф Самуилович надел парадный пиджак с военными орденами. Бэлла Марковна – концертное платье (вишневый бархат, кружевные вставки, элегантно и официально). Сестры оделись одинаково: черные юбки в пол, белые блузки, ворот под горло, хотели подчеркнуть свое неодобрение. Отчасти их можно было понять: старшие, а обе не замужем, и тут младшая решила выскочить за плейбоя, по возрасту больше подходящего… ну да, им. Папа хотел зятя непременно еврея, желательно врача. Мама хотела непременно врача и тоже желательно еврея. Про браки с русскими в семье рассказывали неблагополучные истории. К тому же возраст родителей уже настоятельно напоминал о том, что в семье, состоящей из одних музыкантов, надо иметь собственного врача. И тем не менее, поскольку люди интеллигентные: вечер воскресенья, кружевная скатерть, столовый сервиз, домашняя наливка, сложные закуски. Вежливая беседа, которая всех тяготит. И вот наконец, сочтя момент удачным, претендент набирает побольше воздуха, встает из-за стола и выдает: так мол и так, уважаемые Иосиф Самуилович и Бэлла Марковна, прошу руки вашей дочери. Обещаю любить и все такое.