Пуанты для дождя
Шрифт:
Евгений Германович послушал, пока кипит чайник, поудивлялся креативности товарищей из телевизора. Заварил чай, крепкий, с мятой и лимоном, сахара пять ложек, Аня всегда ругалась и грозила ему неминуемым диабетом. Всю жизнь пью – и где он?
Поставил чашку на стол. Рядом водрузил кошачью миску, Тихон удивился.
– Что смотришь? Давай, садись напротив. Видишь ли, у нас, у людей, считается, что пьют в одиночестве только алкоголики, и разговаривают сами с собой только психи. Хотя, конечно, кто сейчас не псих, как справедливо заметил один умный человек, но ты его не знаешь. И все же. Мы с тобой как договаривались?
Услышав заветное слово «сыр», Тихон выгнул спину, распушил хвост, заулыбался и включил мурлыкательный моторчик. Моторчик работал громко, ровно и беспрерывно. Выступив таким образом, кот замолчал, вспрыгнул на стол и заглянул в миску.
Хозяин выслушал, серьезно кивнул. Он мнение Тихона всегда уважал, считая его котом неглупым и здравомыслящим. Крошечным котенком попав в дом, Тишка удивительно быстро усвоил нехитрые кошачьи обязанности (уважать лоток, не портить мебель и прочее). Он сумел так выстроить отношения с хозяевами, что у них не поднялась рука вышвырнуть за порог такую очаровательную кису. А намерение такое было, что скрывать.
Котенка подарила Анне на день рождения старшая сестра, Алла. С бантиком на шее и с приданым в виде запаса корма на первое время. На церемонии торжественного вручения подарка гости едва не плакали от умиления. Крохотный серый комочек размером едва больше мышонка, тоненько попискивал и таращил круглые зеленые глазки цвета неспелого крыжовника.
– Что это за свинство? – возмутилась именинница.
– Аня, кто тебя так воспитал?! – закатила глаза Бэлла Марковна. – Уж не мы с отцом, точно.
– Это котенок, – терпеливо, как ребенку, объяснила сестра. – Очень милый. Вы его полюбите. Леночка уехала. Вам же скучно вдвоем, в доме должен быть кто-то маленький, о ком надо заботиться…
– Мы заботимся обо мне! – отрезала Анна. – Нам вполне достаточно! Забирай своего этого!
– Да не может она его забрать, – еле сдерживая смех, прошептала на ухо Евгению Германовичу средняя сестра, Вера. – Взяли дочери, а у нее на кошек аллергия, и пристроить не смогли. Не выкидывать же. А тут у Аньки день рождения как раз.
– Аня, не воюй, – урезонил супругу Евгений Германович. – Дареному коту в зубы не смотрят.
Он взял из рук сестры котенка, который легко уместился в его сложенных ковшиком ладонях.
– Ты мой хороший… Ма-ааленький ты какой… Как тебя зовут-то? Ты кот или кошка? Так ты не просто серый, ты еще и полосатый? Краса-авец! Ну-ка дай нос. Нос должен быть холодным и мокрым…
– Тьфу! Заворковал… – проворчала Анна. – Я его все равно потом выкину.
– Не слушай ее, – успокоил нового жильца Евгений Германович. – Она только говорит так, а на самом деле она хорошая. Давайте все выпьем за то, какая у нас Аня хорошая!
Разумеется, Анна котенка не выкинула. Но отношения у них установились достаточно непростые. В обязанности кота входило как можно реже попадаться ей на глаза, нравиться гостям, и главное – ни в коем случае не линять! Тихон эти правила быстро усвоил и соблюдал, линяя подальше от хозяйки в прямом и в переносном смысле. Непреодолимые разногласия у них возникли только по одному пункту: как выяснилось почти сразу, Тихон терпеть не мог фортепианную музыку. Стоило хозяйке открыть крышку инструмента,
Евгений Германович Тихона полюбил с первого взгляда. Ему и в самом деле не хватало в доме малыша, хотя бы кошачьего. И в музыке он тоже ничего не понимал, невзирая на фамилию. Такая вот ирония судьбы.
– Тихон, я тебя понял, – вернулся к заявленной теме беседы Евгений Германович. – Ты считаешь, что смысл жизни в самом процессе. Выспаться на солнышке, поймать муху, поесть сыра. Переводя на человеческий язык, сходить на работу, погулять в парке, посмотреть телевизор. Этот вариант я рассматривал. Проблема в том, что я не кот. Мне не подходит. Хотя возможно, будь я помоложе, я бы с тобой согласился. Тогда бы это звучало так: еще один патент, еще одно восхождение, еще… да вот и все, пожалуй. Еще Ленка да Аня. Тогда при вычитании всего перечисленного на сегодняшний момент смысла жизни остается ноль. Помирать тоже не вариант, мы с тобой договорились. И вот что я тогда придумал… Не спи, охламон, я с тобой разговариваю или с кем? На еще сыру, не лопни только.
Евгений Германович отхлебнул остывший чай, поморщился, отставил.
– Понимаешь, она же моя жена. Ну придумала что-то, ну уехала. А вдруг ей будет там плохо? И она захочет вернуться? Может ведь такое быть? Может. Очень даже может. Вот и представь: она вернулась – а я помер. Или спился. Или еще что-то. И что она будет делать? Вот именно. То есть понимаешь, что я придумал? Мы ее ждать будем. Как будто она просто уехала. Надолго. Но вернется. Знаешь, как в песне поется? «И муравей создал себе богиню, по образу и духу своему…» Не знаешь? Ну ты даешь. Хочешь, я тебе спою? Давно гитару в руки не брал. Пошли, а?
Надо сказать, что к авторской песне под гитару в исполнении Евгения Германовича Тихон относился вполне терпимо, рожу не кривил и из помещения не эвакуировался, и Анна считала, что таким образом полосатый Хренников над ней и ее консерваторским дипломом изощренно издевается. Поэтому на гитаре Евгений Германович играл дома редко, только по просьбам гостей, а так, для себя, сто лет в руки не брал. Гитара была хорошая, хоть и старенькая, но строй держала, и в руки сама ложилась, бывают такие инструменты.
Он спел про московского муравья, придумавшего себе богиню, про то, как она появилась на пороге его жилья, и как это было грустно, и какое это было невыносимое счастье… Потом еще другие песни, все больше печальные. Тихон слушал, не перебивал, а потом и вовсе задремал.
– Она появится, Тишка, – Евгений Германович отложил гитару и принялся гладить собеседника за ушами. – А я ее жду. Вот и смысл. Ну хоть какой-то.
Тихон млел и соглашался. Появится, так появится. Если хозяин так хочет – пусть так и будет. Хотя если его, Тихона, спросить, то им и вдвоем неплохо. Ну вот соседка пусть заходит иногда, если с колбаской особенно.