Публичное одиночество
Шрифт:
Ножом, которым я снимал погоны, отхватил себе часть подушечки пальца – а это ужасно кровоточащая штука. Опять же замазали грязью, надели напальчник и поехали дальше.
Во время съемок я перевернулся на квадроцикле, очень сильно ударил ребра. Боль такая, что дышать невозможно. А завтра снимать сцену, как мы с Меньшиковым выскакиваем из воронки. Говорю ему: «Давай я не буду сидеть на самом дне, иначе просто не вылезу, лучше присяду, а потом поднимусь и побегу».
В этой сцене нужно было бежать, падать и перекатываться… И вот первый дубль не получился, второй не получился. Третий дубль: мы выскакиваем, я бегу
К этим сценам я готовился, репетировал, бегал в полной выкладке, в сапогах. Одно дело, когда ты в кроссовках бежишь по набережной. И совсем другое: вскочил-побежал-упал-перевернулся. Особенно если ты делаешь это не в спортивном костюме, а в кованых сапогах, когда на тебе телогрейка, куртка сверху, ремень, портупея с лопаткой, автомат, пистолет, фляжка.
Был момент, когда поджигали Дюжева, и я подсказывал, как ему надо двигаться. Вся телогрейка у него была пропитана соляркой. Нужно, когда он уже запылает, спрыгнуть с танка и побежать. А я, чтобы он не достался немцам живым, должен был его убить. Так вот, ни один настоящий немецкий автомат не выстрелил столько раз, сколько нужно. Вот такая старая техника: мне пришлось после двух выстрелов просто трясти автоматом, чтобы потом уже нарисовали на компьютере вспышки и вылетали пылающие гильзы.
За долгие четыре года съемок чего только не было – мы словно прошли свою войну, а победа – она одна на всех!
Фильм снимался в Праге, под Москвой (в Алабине), под Нижним Новгородом (в Горбатове и под Павловом), в Таганроге… В общей сложности съемки длились четыре года, но в течение этого времени мы еще написали, сняли, смонтировали и выпустили картину «12». «Чистых» съемок «Утомленных солнцем – 2» было около трех лет с перерывами из-за финансирования, все-таки бюджет картины тридцать семь миллионов евро. Рекордная цифра для постсоветского кино; и я хочу отметить, что это только наши, российские деньги, это национальный проект. Того же «Сибирского цирюльника», например, финансировали Россия, Франция, Англия.
Наша картина – патриотический блокбастер… (II, 66)
(2010)
Интервьюер: Уже в первые дни проката пошла информация о том, что «Предстояние» проходит при полупустых залах. Что Вы думаете о предварительных результатах?
Значит, это кино не для всех.
У нас случайно или намеренно сбита вкусовая планка. Институт развлечений опустил эту планку до минимума. В сознании молодого человека, смотрящего телевизор, сегодня культивируются только комфорт и удовольствия. Это, на мой взгляд, лишает его иммунитета и готовности к реальной жизни.
Вы когда-нибудь смотрели «Дом – 2», «Фабрику звезд»?
Мельком…
Вы видели хотя бы одну книжку на тумбочке у участников этого проекта? Хоть одну?
Я думаю, что книжек там и не могло быть.
Почему?
А зачем они там?
Ну вот, собственно, вам и ответ. Книжка не нужна. А людям, которым не нужна книжка, им и кино это не нужно. Им нужно совсем другое. Они
Но я не считаю, что у фильма плохие результаты. Уже во второй день проката зрителей было на сорок процентов больше, чем в первый, а в третий – на сто процентов больше. Потом было довольно ровно. (I, 146)
(2010)
Интервьюер: В Интернете в связи с выходом фильма появился шквал сообщений, что показ фильма оказался на грани срыва. Вам не кажется, что у Вас не случилось контакта со зрителем? Прокат ведь не прошел успешно?
Я прокатом никогда не занимался. Это не моя профессия. И я никогда в это дело не лезу.
Фильм – это восемь лет работы большого количества людей. Не для славы, не для денег, не для рекламы. Просто так нужно. Говорят, кино конъюнктурное, для правительства. Ну что я буду объяснять?..
Говорят, есть ветераны, которые уходили с показа.
За сорок лет они получили свое кино.
Тогда кто этот зритель, который сегодня придет на ваше кино?
Я убежден, что это будет зритель, которому будет пятнадцать, шестнадцать, двадцать восемь лет, но он придет… (II, 68)
(2010)
Недостатки в «Утомленных солнцем – 2» я вижу.
Могу ли я себя упрекнуть в том, что был в чем-то нечестен по отношению к зрителю, к актеру, ко времени? Нет, не могу. То, что я показал, это то, во что я верю, и то, что я хотел сказать.
Удалось ли мне это сказать так, чтобы это было доступно всем? Нет, не удалось. Есть вещи, которые я, может быть, переделал бы. Есть вещи, которые не получились, которые стали куцые и которые, надеюсь, я исправлю в 15-серийном варианте.
Я достаточно трезво отношусь к своей картине.
Когда со мной ведут серьезный разговор, с наслаждением готов слушать любую точку зрения. Но когда тебя со всех сторон пытаются поднять на вилы – это как червяка насаживать на крючок. Он извивается и не хочет…
Так и я. (I, 149)
(2010)
Фильм, который закрывает трилогию «Утомленные солнцем», выйдет, даст Бог, весной под День Победы. Если «Предстояние» – это метафизика разрушения, то «Цитадель» – метафизика созидания.
Меня, разумеется, поймают на слове и опять начнут полоскать, но все равно скажу: только человека с мертвой душой сможет не взволновать «Цитадель». Дело не в мастерстве режиссуры и актерской игры, а в объемности трагедии и в энергии катарсиса.
В общем, родился хороший рекламный слоган: «Ты мертвый? – «Цитадель» не для тебя!» (XV, 46a)
(2011)
Интервьюер: Ваша картина «Утомленные солнцем – 2: «Цитадель» едет в Канны…
Да, это первый случай, когда одна и та же лента, только две ее разные части <в 2010 году в Каннах было «Предстояние»> приглашается на один и тот же фестиваль. (XV, 47)