Публичное одиночество
Шрифт:
(2010)
Интервьюер: Есть ли у Вас какие-то прогнозы по поводу того, как примут фильм < «Утомленные солнцем – 2» > в Каннах?
Никаких прогнозов…
Говорят, что Вы приложили некоторые лоббистские усилия, чтобы именно ваш фильм представлял там Россию. Это правда?
Если считать лоббистскими возможностями, что во Франции меня знают лучше, чем кого бы то ни было из наших режиссеров, то это может быть правдой. Но специально я, разумеется, ничего не делал. Во Франции
А все эти разговоры – я и «Оскар» себе как-то там пролоббировал, и венецианский «Лев» не настоящий, а так, херня какая-то, вынесли, дали, чтобы не вонял, – меня это все мало волнует.
Я переформулирую вопрос: считаете ли Вы, что из всех наших фильмов, снятых за отчетный период, именно у вашего самые большие шансы победить?
Я вообще никогда в жизни не думал о том, какое на кого может произвести впечатление моя картина.
Считаю ли я, что наша картина самая достойная? Избави бог. Но мне кажется, что в ту политическую и художественную программу, которая выставляется на этом конкретном фестивале, мой фильм может вписаться вполне естественно. (II, 62)
(2010)
Интервьюер: Много говорится о том, будет ли ваш фильм на Каннском кинофестивале.
Я не знаю.
Директору фестиваля его показали, а там – как он решит… И для меня не имеет никакого значения, буду ли я в основной программе или вне конкурса. Главное – чтобы показали. Это очень помогает в дистрибуции фильма. То есть к Каннскому фестивалю я отношусь очень прагматично. И никаких иллюзий по поводу призов не имею. Я все это уже пережил.
Да, в 1994 году Вам помешал Тарантино. Его «Криминальное чтиво» тогда всех очаровало, и «Золотую пальмовую ветвь» отдали ему, Вам – только Гран-при…
Зато он с «Чтивом» «Оскар» не взял, а я с «Утомленными солнцем» взял! (II, 67)
(2010)
Интервьюер: Так что все-таки произошло в Каннах? Действительно олимпийский принцип работает «важна не победа, а важно участие»? Что случилось на самом деле?
Послушайте (вот информация с одного из сайтов): «Михалков ничего в Каннах не получит, – сказала мне в самом начале фестиваля французская журналистка. – Не только потому, что фильм явно слабый, но и потому, что вы (оппоненты Михалкова) сделали все для того, чтобы мы поняли – дать ему награду, значит, поддержать тоталитарные тенденции в России, а для Канн это невозможно».
Ну, братцы, это вообще называется политический донос.
А когда вышедший торжественно из Союза кинематографистов России великий Отар Иоселиани, который тридцать лет живет за границей и к Союзу кинематографистов имеет отношение такое же, как я к юриспруденции в Китае, пишет письмо на Каннский фестиваль, в дирекцию Каннского фестиваля, с требованием вынуть из программы картину Михалкова и в крайнем случае, если это
Ну, ребята, это как вообще называется? Это что за рынок вообще? О чем разговор идет? И вот на этом уровне вы хотите строить кинематограф, судить его и разговаривать с людьми?
Не получится. (VI, 9)
(2010)
Но бог с ним…
Важно другое. Когда русская картина появляется в конкурсе Каннского кинофестиваля, где из двухсот сорока восьми картин выбираются семнадцать, и среди них фильм от России – как бы вы лично ко мне ни относились, это все-таки, ребята, наша родина. Просто из приличия, что ли, надо не только агрессию проявлять…
Но, к сожалению, этого не случилось и на Запад отсюда была дана информация о том, что фильм – просталинский. А там уже абсолютно не важно, так это или не так. Это как бацилла, разбираться не будут.
Правда, один французский журналист после просмотра сказал мне: «Если это просталинский фильм – то я готов стать сталинистом»… (I, 149)
«Кинотавр»
(1995)
Все эти «кинотавры»… это обыкновенное играние в кого-то.
Как в Каннах – лестница, как в Венеции – лагуна. Это все играние во что-то такое, о чем мы слышали или видели. И это кажется устроителям той самой загадочной, прекрасной, свободной и счастливой жизнью.
Но это – другая жизнь.
Та жизнь, в которую играют Канны или Венеция, она изнутри соткана, она не возникла ниоткуда…
Пошлость… вот что происходит на наших кинофестивалях.
Конечно, ритуал некий должен существовать всегда, но устраивать фестивали в стране, где нет кино?! Это не кинофестивали. Их не может быть там, где губится кино, и коллеги мои снимают все, что угодно, только чтобы не быть похожими ни на кого, это опять же… пошлость.
Это все равно, что завтра в городе Мышкине на площади мы увидим корриду… (V, 3)
(2004)
Вопрос: Вот «Кинотавр» в Сочи – явление чисто наше, российское, – отмечает 15-летие, и говорят, что он закрывается. Он имеет право на существование?
Я думаю, конечно.
В принципе «Кинотавр» – замечательное дело. Если там правильно создан механизм, кто бы им ни руководил, все будет нормально. Мне кажется, самое главное, чтобы его не превращали в некую спекулятивную игру. (I, 105)
Пекинский кинофестиваль (2013)
Недавно я был в Китае на Третьем Международном Пекинском кинофестивале, куда меня пригласили в качестве председателя жюри. Нас было шесть человек, шесть мужчин, чему я был очень рад. Потому что уверен, что именно шесть мужчин могли так быстро договориться и быть объективными, и скорыми, и честными. (Мне доводилось бывать в жюри, когда там были женщины, и тут начиналось такое… Сразу же возникали проблемы.) Во всяком случае, все решения были приняты нами очень спокойно и искренне, со спорами какими-то, но без всякого давления друг на друга или со стороны китайских наших хозяев.