Пуля для депутата
Шрифт:
— Эх, Николаич, ты, видно, забываешь народную мудрость — про жадность и про фраера. Ну ладно, оставим поговорки в покое, вернемся к нашим баранам… Ты, дорогой, потому именно и не знал об этой истории, что слишком уж лакомый это кусок. Сообразили другие — все дело взяли в свои руки и такого туману напустили, что не только ты, но и вообще никто, кроме тех москвичей, отстегнувших бабки Маликову «на развитие», и понятия ни о чем не имел: как и что на этом региональном канале творится.
— Какие же ужасы там творились? — усмехнулся Максимов. — Такое напряжение нагоняешь, писатель. Можно подумать, не о телеканале рассказываешь, а о подпольной фабрике по производству наркоты.
— Страшного там может быть много. Страшное… Вот, например, то, что с Маликовым сталось. И не с ним одним. Ищите причину в экономике, маэстро! Вы же изучали в институте марксизм-ленинизм, не так ли?
— Ну, — кивнул Максимов. — Это я понимаю. Деньги там валились — «немеряные».
— А откуда там деньги? — наивно улыбнувшись, спросила Аля.
— О, святая простота! — Карпов всплеснул руками. — Алечка, вы представляете, сколько стоит минута рекламного времени? Когда вы смотрите про памперсы-сникерсы…
— А я не смотрю, — ответила Аля, пожав плечами. — Никто, по-моему, этого не смотрит. Все нормальные люди сразу программы переключают. Это же смотреть невозможно!
— Совершено верно. Только тех, кто эту рекламу продает, вопросы вашего вкуса не очень-то волнуют. Их волнует количество денег в собственном кармане. Это — во-первых. Ну а во-вторых, безопасность этих самых денег… В общем, время дорого, Алечка, очень дорого! Кроме времени дорого так же, например, снимать эти самые рекламные ролики… Очень дорого снимать видеоклипы эстрадных звезд.
— Вот тоже мне — ужас нечеловеческий! — поморщилась Аля. — Дорого… Такая пошлость! И сколько же, для примера, это может стоить? Весь этот кошмар, который нынче крутят?
— Клип, для примера, может стоить две тысячи долларов. Может стоить и десять. И двадцать. И шестьдесят… Может — и больше!.. Московские попсари вообще соревнуются — кто дороже заплатит. Так что суммы там вертятся вполне смертельные.
— Господи, да кто же за такое, извините, дерьмо, столько денег выкладывает?!
— Это — отдельная история. Но выкладывают. Точнее, вкладывают.
— Ты давай не отвлекайся. Опять тебя в сторону понесло, — заметил Максимов, взглянув на часы. Нам уже ехать скоро пора будет.
— Ехать? — спросила Аля. — А куда вы сегодня? Это не опасно?
— Сегодня — не опасно, — сказал Максимов. — Сегодня мы встречаемся с такими людьми, с которыми вообще ничего не опасно: они сами такие опасные, что к ним просто так не подходят. Но если ты с ними — все в порядке…
Карпов искоса взглянул на Николая Николаевича и пожевал губами.
— Да, — согласился он, покачав головой. — Если все они такие, как этот Гинденблат…
— Они покруче будут.
— Тогда — без вопросов.
— Давай, давай, Толя, не жуй сопли!
— Фу, — поморщилась Аля. — Коленька, как ты можешь?..
— Но на самом деле, — продолжал Карпов, — компания эта не особенно-то занималась клипами. Так, делали несколько раз, но специализация была не эстрадная…
— А какая же? — вытянула шею Аля.
— Погоди! — оборвал ее Максимов. — Только до сути добираемся, а ты… Не сбивай ты его — видишь, как он многословен по утрам.
— Я сказал уже… — Карпов налил себе еще кофе, — что Лида эта вообще не контролировала процесс. Для нее важно было не то, как работает предприятие, а то, как она выглядит на его фоне. Ей хотелось блистать — на презентациях, тусовках. Сидеть в жюри каких-нибудь фестивалей… Бизнес-леди захотелось выглядеть! И, конечно, в Питере, как уже смекнул Николай Николаевич, быстренько нашлись люди, которые подгребли все это дело под себя.
— Неужели
— Следил, но недостаточно. Для того чтобы все держать на контроле, требовалось либо тут сидеть безвылазно, либо иметь везде своих, надежных людей. А он приезжал всего пару раз: документы полистает, в которых ни хрена не понимает, по павильонам пройдется, поглядит какие-то клипы, которые там якобы делаются, и, довольный, уезжает… В действительности же люди, которые туда внедрились, занялись производством политической рекламы. Причем дешевле, чем где бы то ни было. И рынки подобной продукции в Москве стали трещать. Политики, точнее, их имиджмейкеры, начальники всех предвыборных штабов — вся эта свора потянулась сюда. С деньгами! И пошло тут дело, пошло с такой скоростью, что небу жарко стало. Сейчас одному Господу Богу известно, сколько успели наварить эти ушлые воротилы, которые сумели быстро просечь ситуацию и увести предприятие из-под Лиды. Для «понта» телеканал, конечно, «вещал», только «вещание» это было таким, что приличный продюсер постеснялся бы в общественном месте упомянуть о своей причастности к такой «сети вещания». Да сети, как таковой, и не было. Пускали в эфир — абы что! Клипы, новости, прогнозы погоды, какие-то недоделанные молодежные передачки… А сами занимались политической рекламой, создавая вполне качественную продукцию и загоняя, то есть продавая ее на столичные каналы. Тоже, кстати, по ценам значительно дешевле рыночных…
— Ну? — Максимов забарабанил пальцами по столу. — Общая картина мне ясна. Я так понимаю: наехали на Маликова те, кто башлял в самом начале?
— Ну, разумеется. Иначе и быть не могло. Наехали: где, мол, прибыль? Да ладно прибыль — где деньги? И даже — пусть не деньги, пусть отдача натурой! Башляли-то ему демократу Маликову, левые — те, вернее, кто в левых вкладывается.
— Ну ничего себе! Какой цинизм! Он же все время против коммунистов боролся! Выходит, он с ними боролся, а сам у них деньги брал? — Аля прижала ладони к щекам, демонстрируя, насколько ей стыдно даже слышать о таких вещах.
— Именно так. И ничего здесь нет особенного. Прежде всего — бизнес, а потом — остальное. Они все так живут. — Карпов посмотрел на Алю снисходительно, как взрослый на ребенка, корпящего над элементарной задачкой. — Как вы могли заметить, представители левых в нашем городе, в общем-то прозябают. Несмотря на то что здесь — как бы колыбель трех революций, и все такое…
— Фу, как сложно, — поморщился Максимов, — терпеть не могу политики…
— Придется потерпеть, — сказал Карпов. — Уже недолго осталось… Так вот: основная работа у них всегда проводилась в столице. Питер им был побоку. Есть и есть — так, для галочки. И свои финансовые дела они, конечно, тоже решали в Москве. Маликов-то им наобещал с три короба, когда деньги брал: мол, освоим новый регион; Питер и область — все завалим вашей рекламой! А ничего такого и в помине не было… Ну и вызвали господина демократа на ковер. Вызвали люди, которым плевать — народный он любимец или нет, заседает он в парламенте или в пивной. Им без разницы.
— Постой, а откуда Наташа-то про все это знает? — спросил Максимов. — Слишком уж подробности крутые… С такими сведениями долго не живут.
— Я извиняюсь… — Женский голос заставил всех троих повернуться к дверям, отделяющим кухню от длинного коридора: на пороге кухни стояла Наташа Белкина. — Я извиняюсь, что подслушала ваш разговор, но это, кажется, и меня касается.
— Тебя, Наташенька, это касается больше, чем нас всех вместе взятых. — Карпов встал, подошел к женщине и обнял ее за плечи.