Пуля для дублера
Шрифт:
Мандрыкин повернулся к Кириллу.
– Тащи женщину сюда.
Кирилл услужливо поднял подбородок, глядя на двух других мужчин, и они подошли к дивану и стащили тело Константина с женщины. Потом они схватили ее за ноги и потащили, оставляя след ее собственной крови. Ее платье задралось, когда они тащили ее, и обнаженная плоть заскрипела на полированном деревянном полу. Они оставили ее между Юрием и Гасаном, чуть в стороне, ближе к двери.
– Убирайтесь, - сказал Мандрыкин.
Помощники посмотрели на Кирилла, который кивнул им, и направились в спальню.
– Нет, стойте снаружи, - ответил
Кирилл снова кивнул им.
– Ты тоже, - сказал Мандрыкин Кириллу.
Кирилл повернулся, вышел вслед за ними и закрыл дверь.
Мандрыкин подошел к женщине и пристально посмотрел на нее. Теперь ее платье было скомкано вокруг талии. Он повернулся к Фархадову.
– Видишь, на ней нет никакого нижнего белья? Чистенько все выбрила, сучка. Знаешь, я говорил с ее тетей Пинар всего несколько часов назад. Она будет удивлена. Он снова посмотрел на тело женщины.
– Марьям. Ты ее приспособил для выполнения своих заказов, Гасан. Но теперь об этом уже нет смысла говорить.
– Прошипел он.
– Даже головы почти нет. Он протянул изящную туфлю, сделанную на заказ и толкнул женщину в голое бедро.
– Но я признаю ее письку. И я оттрахаю ее труп прямо на твоих глазах, ха-ха.
Он снова толкнул ее локтем, как бы подтверждая ее безжизненное состояние.
– Ну, по крайней мере, ты трахался с племянницей Марьям, - сказал он.
– У Пинар была слишком глубокая дыра для хорошего винта. Кроме того, мы уже измучили ее в старые времена, не так ли?
Он повернулся, подошел к обеденному столу, взглянул на паспорта, взял стул и поставил его перед Фархадовым, чуть в стороне. Он сидел в кресле, спиной к окнам и дождь. Он скрестил ноги, а затем скрестил руки на коленях, его длинные руки свисали с обеих сторон.
Он достал из кармана плаща маленький распылитель и запотел.
– Теперь это мой постоянный спутник, - сказал он, поднимая освежитель. Он долго держал его, прежде чем снова опустить.
Мандрыкин молча смотрел на Гасана. Намеренное молчание. Он наслаждался тем, что сейчас происходило между двумя мужчинами. Он владел моментом и, наконец, Гасан Фархадов тоже.
– Я знаю, ты ценишь иронию, Гасан, - сказал Мандрыкин.
Даже если у него не было лица, чтобы читать, язык тела Мандрыкина - угол его головы, наклон его плеч, случайный взмах расслабленной руки - ясно выражал его удовлетворение тем, что он контролирует ситуацию.
– В том, что мы встретились здесь, чтобы свести старые счеты спустя почти три года, чертовски много иронии, - сказал он, - и ни у кого из нас нет лица, которое было тогда. Я не смотрю на лицо, которое ненавидел все это время после Стамбула. А ты, Гасан, ты вообще не смотришь в лицо, не так ли?
Мандрыкин медленно покачал головой в притворном веселье, и его губы, даже без остатка лица, смогли выразить презрительную усмешку.
– Хорошо, что это случилось в Стамбуле, - сказал Мандрыкин.
– Там хорошие врачи. Они спасли мне жизнь. Он посмотрел на мертвую Марьям, его глаза без век метались по ней.
– У меня на нее планы, - сказал он.
– Но я хочу немного подождать. Я хочу убедиться, что ты не сможешь закрыть глаза, когда я это буду делать.
– Надо было послать в Стамбул кого-нибудь другого, а не афганцев, - сказал он.
– У них есть страсть к своей работе, но иногда они так небрежны в этом. Помимо того, что они сумасшедшие,
– Он помолчал.
– Не..., чтобы убить меня.
– Еще одна пауза, когда он дал возможность эмоциям утихнуть.
– Затем они заставили меня принимать наркотики, все виды наркотиков, все. Они нагрузили меня на них, потому что, как они сказали, это обезболит мой организм, удержит меня от шока. Они сказали, что хотят, чтобы у меня был... яркий опыт. А потом они привязали меня к кровати. Они тоже принимали наркотики. Думаю, всякие вещества. А потом они просто принялись за меня.
– Это заняло несколько часов, - продолжил он.
– Они пили мой ликер, курили анашу и слушали музыку. Они резали, смотрели на меня, играли со мной. Я помню, что они особенно забавлялись моим носом, щелкая им друг в друга на концах своих ножей, смеясь как идиоты, когда им удавалось ударить друг друга. Потом они выкурили еще анаши. Выпили еще. Посидели какое-то время. Они говорили о женщинах, о сексе. Потом они срезали еще от меня.
Мандрыкин брызнул себе в лицо. Он хищно посмотрел на Марьям. Дождь снова утих, и теперь по площади плыло приятное шипение.
– Чудо, что они не ослепили меня, - сказал Мандрыкин.
– И почему они избегали моего рта, почему они не отрезали мои губы, это всегда будет тайной. Затем, в ранние утренние часы, они просто потеряли интерес к тому, что они делали. Слишком много анаши. Слишком много выпивки. Не хватило мозгов. Они отключились.
– Около рассвета они ушли. Я этого не знал. Я тоже снова потерял сознание. Я думаю, что когда они, наконец, пришли на следующее утро и увидели, что они со мной сделали, увидели, сколько крови было - а я почти истек кровью - когда они увидели мои части, разбросанные повсюду, я думаю, они просто предположили, что они зашли слишком далеко и что я был мертв. Это понятно.
Мандрыкин посмотрел на Марьям.
– Совсем как она. Держу пари, те парни даже не проверили ее сердце. Они просто предположили, что она мертва. Полагаю, она тоже мертва.
Он брызнул себе в лицо и долго смотрел на Фархадова.
– Четыре миллиона долларов, Гасан. Это все, что я у тебя украл. И ты послал этих гребаных афганцев сделать это со мной. И ты хотел, чтобы я жил... с этим.
Он покачал головой и глубоко вздохнул.
– Опять же, знаешь, мне повезло, что это был Стамбул. Турки понимают важность осторожности. Мой менеджер нашел меня позже в тот день. Именно ему удалось раздать достаточно взяток-да, даже властям, - чтобы сохранить мое положение в тайне. По крайней мере, для официальных органов.
– Я слышал, ты думал, что эти идиоты убили меня. Поэтому я согласился с этим, как мог. Я продал свой дом и купил другой под другим именем. Я сделал все возможное - потратил все сбережения, чтобы исчезнуть. Забыться. Конечно, я начал строить планы на тебя с самого начала. Этот момент, прямо сейчас, я думал об этом каждый день в течение почти трех лет.
Я начал предлагать те же услуги, что и раньше, только под другим именем. Я всегда работал через Кирилла и целую линию посредников, которых он предоставлял. Я стал никем. Отшельник. Ночной житель. Через посредников и наши старые связи, я мог следовать за твоей кодлой довольно хорошо, но я никогда не мог приблизиться. Потом ты засветился в Иране. Затем, хвала судьбе, Гасан, ты вернулся в Баку.