Пуля из прошлого
Шрифт:
– Хорошо бы пообщаться не только с его шефом, но и со всей журналистской братией. Это народ шустрый, они обычно много чего знают.
– Или не знают, но наговорят с три короба, – тут же откомментировал Крячко. – Честно говоря, не люблю я эту братию! Вспомни, Лева, сколько мы из-за них натерпелись за годы службы?
– Ну, не все журналисты одинаковы, – возразил Гуров.
– И все-таки я был бы с ними поосторожнее, а то завтра же появятся статьи об убийстве журналиста, который готовил компромат на сотрудников МВД… Да-да, чего ты на меня так
– Будем надеяться, что до этого не дойдет, – улыбнулся Гуров. – Я побеседую с главным редактором и официально запрещу давать какие-либо репортажи на эту тему до выяснения всех обстоятельств.
– Плевать они хотели на твои запреты! – буркнул Крячко, который и в самом деле относился к журналистам, мягко говоря, без симпатии, а порой даже слишком предвзято.
Гуров, признаться, и сам не любил таких карьеристов, которые ради популярности и славы могут написать любую пакость. Но рвачи встречаются в любой профессии, и по этой причине он старался быть объективным.
Редакция занимала три комнаты. В одной сидели собственно «работники пера», в другой проходила верстка, а третья принадлежала администрации. И именно дверь третьего кабинета сейчас была заперта, посему Гуров с Крячко отправились, что называется, в народ. Станислав заранее набычился и приготовился дать отпор на любое проявление любопытства.
Обстановка в редакции была довольно вялой и при появлении полковников не очень-то оживилась. Только когда Гуров сообщил, что они опера по особо важным делам, приехали из МВД, чтобы побеседовать об их коллеге, в кабинете повисла тишина, в которой явно угадывался интерес.
– Мы пока что просим вас просто рассказать о своем коллеге Григории Артемове, – вежливо произнес Гуров, усаживаясь на свободный стул. Крячко, для которого места не нашлось, прошел к окну и, упершись ладонями, запрыгнул на подоконник.
– А… с ним что-то случилось? – спросила миниатюрная, довольно хорошенькая девушка в светлых кудряшках, глядя на Гурова и Крячко немного испуганно.
– Он умер, – коротко ответил Гуров. – Ответьте, пожалуйста, на наш вопрос.
Теперь тишина повисла на более долгое время, минуты на полторы. Все словно окаменели, а потом вдруг заговорили как-то разом, хором, возбужденно и вразнобой.
– Я знал, что это добром не кончится! – кричал долговязый парень в очках. – Он слишком часто совал нос не в свое дело!
– Да брось ты, какое дело, – морщась, возражал ему другой, черноволосый и смуглый. – Он сроду делом не занимался!
– Юра, ты несправедлив, – дрожащим голоском вмешалась девушка. – Гриша много работал!
– Работал? – с нескрываемой иронией в голосе спросил смуглый. – По-моему, он только мешал другим это делать.
– И все-таки он был хороший парень, добрый! – стояла на своем девушка.
– Парень – да, хороший, – согласился смуглый Юра. – А журналист плохой.
– Ну, разве можно сейчас так говорить? – Девушка вдруг всхлипнула и, достав из сумочки
– Любовь? – приподняв бровь, спросил с подоконника Крячко, кивая ей вслед.
– Что? – не понял Юрий. – А, нет, что вы! Маша просто очень впечатлительная натура. Никакой любви с Артемовым у них и в помине не было. У него вообще, кажется, с личной жизнью был напряг.
– Точнее, ее полное отсутствие, – поправил его долговязый парень в очках, который тут же представился: – Виталий Дорошин, новости культуры…
– Очень приятно, – склонил голову Крячко, стараясь говорить предельно вежливо. – Я всегда с огромным интересом слушаю новости культуры.
– Расскажите, пожалуйста, об Артемове, – попросил Гуров.
– Да мы, кажется, все уже рассказали, – пожал плечами Юрий. – Кстати, моя фамилия Ширяев.
– А моя – Крячко, – тут же сказал Станислав. – Не слышали?
– Простите, не доводилось, – серьезно произнес Ширяев.
– Как же так? Неужели в российской культуре не упоминается мое имя? – искренне удивился Крячко.
– Я, вообще-то, занимаюсь социальными проблемами, – развел руками, словно извиняясь, Юрий.
– Давайте вернемся к Артемову, – вмешался Гуров, бросая на Крячко неодобрительный взгляд и делая ему знак не перегибать палку.
Станислав даже ухом не повел. Он ухмыльнулся и поерзал, поудобнее устраиваясь на подоконнике.
– Значит, Артемов был слабым журналистом? – уточнил Гуров.
– Откровенно! – категорично заявил Ширяев. – Мы вместе журфак заканчивали, я ему еще тогда говорил: мол, Гриша, подумай, может быть, тебе лучше чем-то другим заняться? Но он горел журналистикой, постоянно искал сенсационный материал…
– Кстати, а каким материалом занимался Артемов в последнее время? – спросил Крячко.
Ширяев и Дорошин переглянулись.
– Насколько я знаю, ничем конкретным он не занимался, – медленно произнес Виталий, снимая очки и протирая их. Затем водрузил обратно на нос и закончил: – Он только всех доставал.
– А чем доставал? – заинтересовался Гуров.
– Ну, он постоянно рыскал в поисках материала и просил подбросить ему чего-нибудь погорячее, – ответил Ширяев. – Как будто кто-то станет с ним своими материалами делиться! Он даже Николая Ивановича достал.
– А Николай Иванович у нас кто?
– Это наш главный редактор.
– Его сейчас нет на месте? Кабинет, кажется, закрыт.
– Он скоро будет, непременно, – заверил Гурова Дорошин. – Поехал на одно мероприятие, там все уже должно закончиться.
– А вот скажите мне, пожалуйста, – располагающим тоном заговорил Лев. – Артемов – он вообще по натуре какой был человек? Чем увлекался, с кем жил?
– Жил он с мамой, – ответил Ширяев. – Родители его давно в разводе, у отца то ли другая семья, то ли он спился – в универе разные слухи ходили. Гриша с ним особо отношения и не поддерживал. А увлекался он всем подряд, лишь бы это дало повод для статьи. Совал нос во все что можно.