Пуля в глазу
Шрифт:
— Мы с вами, Даллас, сейчас живём в интересное время, — он опустил очки на стол, разглядывая календарь на стене, — Но это если вы спросите меня, конечно. Сейчас люди развязывают войны из-за денег и платят, чтобы продолжать войну. Многие семьи пострадали из-за этого, но всё же это битва за верную честь наших братьев, правда ведь?
Он вздохнул, протирая глаза ладонью, смахивая жир и пот со лба. В этой кладовой, которую всё слабее можно было назвать кабинетом и правда было просто невыносимо жарко. И всё жарче становилось
— Муж Трисс был очень хорошим дипломатом. Пусть он и был беден или не так удачлив в карьере, но от его слов зависело многое. Зависела судьба целой страны, понимаете? Он сказал жене, что на время уедет в командировку. И не вернулся.
— Хотите сказать, он погиб? — я снова уставился в пол. — Но почему тогда Трисс не знает?
— Потому что он не сказал ей, куда отправляется. Но, знаете, у этого может быть и другая причина. На самом деле, никто не знает, куда именно он уехал и правда ли он умер. Так что, кто знает, может расхаживает сейчас где-нибудь в Берлине. Уже с другой женой.
— С чего это вы взяли? Откуда вы вообще всё это знаете?
— Лично я с ним знаком, конечно, не был… Но при том могу понять, почему он бы сделал так.
— И почему же?
— Вы хоть раз обращали внимание на ноги вашей подруги?
— Ноги? — вопрос был неожиданный и крайне смущающий. — С чего бы мне…
— Понимаю, понимаю. Такой человек, как вы, маловероятно бы обратили на это внимание… — он сунул мне под руку планшет с какими-то записями. — прочтите это, станет понятнее.
Это было краткое описание болезни Трисс. Сложно было понять что-то из большого количества медицинских терминов, но общую суть передать им вроде удалось. Она почти не могла ходить, последний год не могла выйти из дома. Ей нужна была дорогостоящая операция, которую она никогда в жизни не смогла бы себе позволить.
— Я никогда… Она никогда не говорила мне об этом. Но ведь такая вещь не заставила бы мужа уйти от нее!
— Как я уже упомянул, может именно вам и не получится понять этого… Всё же такие люди не очень чувствительны к, хм, социальным проблемам.
— Такие люди, как я?
— Да. Я имею в виду… — он сделал паузу, прикрыв рот рукой. — ваше, кхм, отклонение.
— О чем вы? У меня нет отклонений.
— Вы что же, никогда не проверялись у врача? — он осматривал меня, с головы до ног, будто сканируя. Его взгляд проходился по мне холодным льдом по коже. — Как по мне, так сразу стало бы заметно…
— Да о чем вы?
— Вам знакомо такое понятие, Даллас… — он уселся обратно в кресло, скрестив руки, — как синдром Аспергера?
* * *
Моя мама сидела в коридоре, её глаза бегали от ноутбука к телефону и обратно. Она совсем не обращала на меня внимание, пока я абсолютно безо всяких мыслей сидел рядом, стараясь
Из двери напротив меня вышел врач. Он сделал странный жест рукой, моя мама закрыла ноутбук и спрятала телефон в сумку, потянув меня за руку с собой. Не понимаю, зачем так тянуть? Больно ведь было…
В кабинете были приятные белые стены, а из окна светило солнце, придавая всему помещению очень теплый и приятный вид. Я не смотрел на маму или врача, мне были интереснее щели в каменном полу. Раз щель, два щель, три…
Не успел я досчитать до пяти, как мама крепко сжала мою руку. Что-то случилось? Почему мама плакала?
— Боюсь, у вашего ребенка есть серьезные осложнения. У него синдром Аспергера. Это форма высокофункционального аутизма. Он будет способен…
Потом он много извинялся, а мама много плакала. Почему она плакала? Подумаешь, синдром. Я ведь не умру от него. За что он извинялся? Если он так не хотел, чтобы она расстраивалась, мог бы ничего и не говорить! Это неправильно. Это неправда.
* * *
— Это неправда. У меня нет никакого синдрома.
— А это? — он указал на мою руку.
— Что не так?
— Ваша рука. Она постоянно дергается. Вот, видите, как сейчас. Это не похоже на нервный тик. Я ведь вижу, стоит мне только посмотреть на вас слегка прямее или упомянуть вашу подружку.
— Доктор, вы ошибаетесь. Если бы у меня что-то было, я бы об этом знал. Да все бы знали! Трисс не жаловалась на мою руку…
— Возможно, она просто привыкла. За толстыми стеклами депрессии и не такое пропустить можно. Кстати о ней.
Он протянул мне бумагу на подпись. Если честно, половину букв не было видно или даже не должно было быть видно. Очень трудно разглядеть что-то в таком паршивом освещении.
Старая выцветшая бумага А4, аккуратная, местами нечеткая печать. Лист только из принтера, но он не теплый, а будто даже холодный. Холодный настолько, что пальцы прилипают к его обратной стороне. Мне не дали даже времени прочитать его, стали кричать что-то про то, что я слишком тупой и долго соображаю. Под таким напором не было никаких вариантов.