Пуля в глазу
Шрифт:
Примус… Вернее, его тело, лежало неподвижно, работать было проще, чем в первый раз. Хотя иногда еще все еще дергало, но провода, лежащие под ним, отлично ограничивали движения. Работа началась уже около получала назад… Отныне от меня ничего не зависело. Оставалось только ждать…
…хотел подумать я, но процесс резко остановился. На экране вспыхнуло сообщение: «ОБНАРУЖЕНЫ СЛЕДУЮЩИЕ АРХИВЫ ДАННЫХ» и короткий список из них. Ничего проще не было, чем просто взять и перекинуть все это на первый уровень… Но к этому моменту моё любопытство было слишком сильным. Покопавшись немного в файлах, дабы найти хоть что-то, что было бы похоже на то, что можно прочесть или расшифровать, я наткнулся на парочку
Воспоминания… Остались только они. Среди них был поход в магазин, то, как я придумал ему имя, наша встреча… И все. Не было ничего раньше. Было только позже. Примус не помнил ничего раньше первого дня у меня. Он очнулся здесь и с тех пор жил у меня. Пару часов ранее его отключки в переулке еще были. Ему действительно попали в глаз, но кто это был — видно не было. Он действительно бежал и прятался, но с тех пор воспоминания были только звуками. До момента, пока я не включил его. Настало время сделать это снова.
* * *
Примус довольно болтал ногами, пока я сворачивал провода, выключал аппаратуру. Как приятно стало снова убрать все это подальше, в захламленные шкафы, куда-нибудь за старую одежду. Пусть оно пылится.
— Дал?
— Да?
— Так, что там было? Мне кажется я не вспомнил ничего нового…
О нет. Вот она, худшая часть. Свернув очередной провод в огромную сумку и закрыв ее, я присел рядом с Примусом, собираясь с мыслями. Не знаю, как он отреагирует, боюсь, его не сильно обрадуют новости.
— В твоих… Воспоминаниях, полагаю. Там было много записей, что-то из недавнего, но… — он уже знал, что за «но» — но ничего дальше нашей встречи, Примус.
Он снова начал трещать. Громко и отчетливо, будто что-то сгорало внутри. Как бы он и правда не разгорелся от перенапряжения.
— Но было и что-то до этого, совсем немного… Как тебя подстрелили и как ты убегал, лежал в том самом переулке…
— Подстрелили? — он глядел на меня с абсолютным непониманием и животным страхом. Конечно. Он не помнил.
Схватившись за голову Примуса начало мотать то влево, то вправо, это была очередная паническая атака. Это он сказал мне, как это правильно называется. Я решительно схватил его, прижимая маленькое, холодное тельце к себе. Он еще бился, вырывался. Не знаю, зачем, его будто рвало куда-то. Но схватил мою руку, сжимая ее до невыносимой боли, бился ногами, мальчик совсем не мог контролировать свою силу сейчас. Я взял его запястья в свои руки. Он успокоился, прижавшись ко мне. Кажется, малыш уснул… Так много потратил энергии на этот всплеск, что вырубился прямо у меня в объятиях.
Я аккуратно переложил Примуса на диван, накрыв сверху лежащим рядом пледом. Он дернулся разок, но вновь не включился.
«Все нормально» — уверял себя я. Конечно, он еще включится. Он уже так делал однажды… Все будет в порядке.
Настало время навестить Трисс.
Ещё на лестничной клетке я почувствовал что-то… Что-то холодное и скользкое. Такое… Будто пенилось во рту. Мне не хотелось открывать ее дверь. Ключ-чип был очень холодным у меня в руке, хотя я держал его давно. Лестница давила на все вокруг… Было так неприятно. Плитка показалась мне грязнее, чем обычно… Хотя здесь никогда и не убирались. За дверью я не услышал ни шагов, ни воды, ни кипящего
Но она попросила меня прийти. Я открыл дверь квартиры. Солнечный свет из гостиной ослепил мне глаза, один лишь силуэт закрывал окно. Из моих рук выпал пакет.
5
Она слезла с петли, тряслась и задыхалась. Я взял ее в охапку и посадил на диван, снял со стула рядом полотенце и укутал её еле живое тело. Она была вся в поту, мокрая, будто из бассейна. Я прижал её к себе, крепко-крепко. Комочек жизни крутился у меня в руках, пока я старался успокоить свою подругу так, как только мог, сильнее сжимая её плечи. Она дрожала в моих объятиях, с каждой секундой всё сильнее, её било в конвульсиях.
Её хрупкое и мягкое тело было напряжено до предела. Я никогда не видел её такой. Мягкие и нежные руки с её почти невесомыми движениями будто были опоясаны верёвками с грузами на каждой. Она двигалась резко, почти невыносимо тяжело. Ногтями она царапала мою кожу, вцепившись в мою шею она стала растягивать ворот футболки, да так сильно, что я начал волноваться за сохранность одежды. Мне не хотелось её отпускать. Кажется, только я отвлекусь, только расслаблюсь и она прыгнет в петлю снова.
Судорога, мышцы, готовые порваться от напряжения, громкое, будто захлёбывающееся дыхание. Я помню это. Я помню песок, сильный ветер, кровь на песке. Я помню открытую рану, звуки… Непрекращающийся звук стрельбы и взрывов. Он лежал на моих руках и умолял пристрелить его, но почему он улыбался перед смертью? Может вспоминал свою семью? Может думал, что наконец отправится к своей дочери?
Трисс наконец отпустило. Сжавшись до своего предела мышцы расслабились в невыносимой усталости. Мне даже на секунду показалось, что она уснула. Но нет. Дыхание восстановилось, Трисс начала слегка подёргиваться. Кажется, она смеется? Может так переносит стресс? Нет, она не смеётся. Её голос вибрациями сотрясал мою грудную клетку. Она плакала. Я нежно гладил её по спине, стараясь делать это не слишком быстро, чтобы успокоить. Но кажется она собралась сама, проглотив последние слёзы.
Оторвавшись от меня она упала на диван. Её лицо было будто мертво, ничего не выражало. В коконе из одеяла она выглядела совсем болезненно, будто в больничной робе. Верёвка так и торчало на потолке. Я вскочил и сорвал верёвку с люстры. Руки будто тут же стали грязными от одного только вида троса, было омерзительно даже просто ощущать её присутствие рядом, мокрый дешёвый ворс оставался на ладонях.
— Я сделаю тебе чай с успокоительным.
— Нет, Дал, пожалуйста, налей мне…
— Тебе нельзя сейчас пить.
— Нет, пожалуйста, я хочу, мне нужно, Дал…
Я вздохнул. Она не смотрела на меня, она смотрела на верёвку в моих руках. Её дыхание то и дело прерывалось.
— Налью тебе тот зелёный чай, хорошо? Твой любимый. Он успокоит тебя, хорошо?
Она слегка подергивалась, ничего не отвечая. Я принял её короткий кивок за согласие.
Выйдя на широкую кухню я остался один посреди холодной и тёмной кухни. В голове ничто не укладывалось. Всё перебивалось между собой. Верёвка, лицо Трисс, холод в квартире, бардак в прихожей, холодные запястья, её мокрое голое тело. Было страшно даже просто находиться здесь. Я набрал в спешке номер спасателей. Слушая короткие гудки я то и дело отвлекался на звуки в гостиной. Казалось, сейчас Трисс выйдет сюда, на кухню, спросит, кому я звоню, заварит чай и будет смеяться снова. Я расскажу ей, что на работе всё как всегда, а она будет просить меня рассказать ей что-то ещё…